Огненое восхождение рядового Осипова

[novosti]

Архип Осипов
То, что русским не удастся удержать свои укрепления под названием форт Михайловский при устье небольшой речки Вулине стало ясно уже через час после начала перестрелки. Против сборного отряда в пятьсот пехотинцев под началом штабс-капитана Лико в лесах собралось около десяти тысяч горцев из всех племен, обитавших на причерноморском побережье в районе современного Сочи. Перед этим горцам поступила контрабандная партия английского и турецкого оружия, но боеприпасов к нему имелось мало, а вот в форте Михайловском хранилась огромная партия ружейного пороха как русской выделки так и трофейного.
Собственно, именно для того, чтобы прервать этот поток оружия и была выстроена на кавказском побережье Черного моря нечастая цепочка небольших фортов. Правда, снабжались эти форты по остаточному принципу, также и укомплектовывались. По спискам в укреплении должно находиться более двух тысяч нижних чинов при четырех штаб-офицерах, на деле же отвечать огнем на огонь могло не более пятисот русских стрелков. Чрезвычайно нездоровый в те времена малярийный климат косил солдат не хуже горских пуль.
Нельзя сказать, что нападение было внезапным. Солдаты третью ночь спали одетыми, держа поближе к себе заряженные ружья. На побережье уже были захвачены и вырезаны два подобных небольших форта, а лояльные к русским туземцы доносили о собиравшихся в лесах групп джигитов с турецкими и английскими инструкторами. Перестрелка то затихала, то вспыхивала снова. Джигиты заряды берегли, действуя в привычной и хорошо известной русским солдатам манере: перестреливаясь, подойти как можно ближе к шанцам и тогда уже броситься «в кинжалы». При подавляющем численном перевесе такая атака всегда горцам приносила успех.
Поэтому небольшие кучки солдат повсюду отступали от палисадов и рогаток к центру лагеря, стараясь держаться поближе друг к другу и складывая баррикады из чего попало. В центре форта белел шатер командира форта. Рядом виднелась дверь порохового погреба - большой, укреплённой нетолстыми бревнами землянки. Кроме двери вход в погреб, заодно с землянкой цейхгауза был перекрыт и высоким частоколом, за которым обычно топтались часовой и подчасок. Сейчас, конечно, за частоколом никого не было.
Сам порох хранился небольших сундуках с перегородками в холщовых мешочках: картузах, откуда пересыпался в личную пороховницу каждого солдата, исправность которой вместе с пулелейкой проверялась унтерами на каждом смотре.
Командир Михайловского укрепления штабс-капитан Николай Лико лежал за углом бревенчатого цейхгауза, сжимая двуствольный бельгийский пистолет, купленный им за свои деньги еще при выпуске из училища. Перевязь с шашкой он снял сам – она задевала пулевую рану на ноге и очень мешала. Еще одна пуля чиркнула по голове, но почти не болела. Николай Константинович понимал, что дело идет к концу. Офицеров абреки предпочитали, надеясь на хороший выкуп, брать в плен, но штабс-капитан сдаваться не собирался. Он уже не помнил – заряжен ли пистолет или нет. Все равно сил, чтобы его перезарядить не оставалось.
И его солдаты тоже сдаваться не хотели. За пленных нижних чинов выкупа даже просить не будут их просто сделают рабами или убьют. Человек с десять солдат таже прятались за цейхгаузом, отгородившись от наседавших горцев завалами из дров и перевернутых телег. Что-то там происходило необычное. Штабс-капитан присмотрелся. Один из рядовых отбивался от двух других, отпихивая их от себя.
Абреки дали очередной нестройный залп, их ружья выбросили неровные клубки белого порохового дыма. Горцы оказались совсем близко, значит вот-вот последует решительная атака. Краем глаза начальник форта увидел, что отбивавшийся от своих солдат вырвался, наконец из рук однополчан. Отбежал немного, подхватил с земли ружье, и не спеша и не оглядываясь пошел прямо к двери порохового погреба. И только тогда штабс-капитан понял и то, кто был этот солдат и то, что сейчас произойдет. Он вспомнил, что еще третьего дня унтер офицер 1 роты Тенгинского полка, прикомандированный к михайловскому форту доносил ему, что рядовой того же полка Архип Осипов заявил ему и другим солдатам, что «буде случится у нас в обороне какая неустойка, то лучше погреб зажечь и нам всем на воздух взлететь, чем в полону тосковать. И что он самолично это дело и проделает и живота своего не пожалеет.»
Штабс-капитан со своего места прекрасно видел, как Осипов, опираясь на ружье доковылял до спуска в пороховой погреб, как остановился на земляной ступеньке ,размашисто перекрестился и замер, запрокинув голову. В этот момент, словно дождавшись сигнала, горцы кинулись «в кинжалы.» Крик «алла» превратился в однообразный почти звериный вой. Но еще до того, как горцы добрались до первых русских завалов и баррикад, штабс-капитан почувствовал как дрогнула под его ногами земля.
Спасло Лико, как ни странно, то , что он находился близко от входа в пороховой погреб. Вырвавшаяся из узкого проема взрывная волна не только далеко отбросила командира форта, но и закатила его под тяжелую военную повозку. Причем он не потерял оружия, а придя в себя и отлежавшись он снова ввязался в схватку и успел даже одного застрелить, а другому кинжалом отсечь на правой руке четыре пальца. Штабс-капитан Николй Лико умер в плену через два месяца от гангрены. Его тело русские офицеры выкупят у горцев и похоронят с почестями.
После кошмарного взрыва горцы не сразу пришли в себя, и это дало немногочисленным уцелевшим русским солдатам отойти на последний рубеж обороны, где они и сражались до двух часов дня. Только после этого их, израненных, не имеющих ни пороха, ни пуль, ни сил пойти в штыковую, удалось взять в плен. Выжить в плену суждено было далеко не всем, но вернувшиеся и стали первыми, кто рассказал о подвиге своего сослуживца Архипа Осипова. Весть об этом быстро дошла до Санкт-Петербурга, и вскоре император Николай I, потрясенный случившимся, повелел навечно включить героя в списки Тенгинского полка как «первого рядового» самой почетной, 1-й гренадерской роты. Отныне на каждой перекличке в ответ на окрик «Рядовой Архип Осипов!» надлежало отвечать: «Погиб во славу русского оружия в Михайловском укреплении!» А дата 22 марта навсегда стала в полку особой датой: в этот день в полковой церкви служили особую торжественную панихиду в память о герое и всех его товарищах.
Через три десятка лет на Северном Кавказе появились два памятника, увековечивших славу защитников укрепления Михайловского. Первым в 1876 году стал ажурный чугунный крест, установленный на месте бывшего форта по инициативе великого князя Михаила Николаевича, бывшего в ту пору наместником Кавказа. Крест поставили такого размера и так, чтобы он был виден всем кораблям, проходившим вдоль берега Черного моря мимо устья реки Вулан.
Через пять лет во Владикавказе появился второй памятник, возведенный на средства офицеров и солдат 77-го Тенгинского полка. Инициатива эта принадлежала начальнику 20-й пехотной дивизии генерал-лейтенанту Василию Гейману и была озвучена им 29 июня 1873 года во время полкового праздника тенгинцев. Им удалось собрать 9 292 рубля 3 копейки, но этих средств не хватало, чтобы возвести монумент по высочайше одобренному проекту скульптора Феликса Ходоровича, предварительная стоимость которого составляла 75 тысяч рублей! Поэтому 22 октября 1881 года на площадке перед штабом дивизии на Александровском проспекте торжественно открыли памятник, созданный военным инженером капитаном П.А.Лилеевым.
Монумент обошелся всего в 10 370 рублей. Он представлял собой четырехгранную пирамиду серо-синего мрамора с бронзовым орлом на вершине. На передней грани поместили икону Спасителя, на тыльной — приказ с описанием подвига рядового Осипова, а на боковых — бронзовые плиты с надписями: «Штабс-капитану Лико и рядовому Архипу Осипову» и «Погибшим во славу русского оружия в Михайловском укреплении 22 марта 1840 года». До наших дней памятник не дожил: после октябрьского переворота его снесли как наследие самодержавия, а инициатива по его восстановлению в 2014 году почему-то была расценена как попытка внести раскол в отношения народов, населяющих Северный Кавказ. А вот крест на месте бывшего укрепления в деревне Вуланской, которая в 1889 году повелением императора Александра III была переименовала в Архипо-Осиповку, сохранился, и местные жители поддерживают его в полном порядке.