Карельский синдром

[Raid]

КАРЕЛЬСКИЙ СИНДРОМ

Алексей Ямпольский
фото автора.
Начало
В августе 2010 года, пока Москва плавилась от сорокоградусной жары и задыхалась в дыму, группа товарищей по копу решила отправиться охладиться на север. Сказано – сделано. Выдвинулись двумя экипажами, имея в планах посещение нескольких озёр, где по слухам, разве что танки по полянам не стоят. Сразу оговорюсь – так поэкипажно мы почти всё время и делились: вместе работаем, вместе и отдыхаем…
Еще двое наших товарищей все больше обитали в окрестностях лагеря: один из любви к рыбалке, а моя верная спутница жизни пала жертвой своего кулинарного искусства и была прикована цепью к котелку и кострищу. Вру, не краснея, конечно, но суть отображена. Ну, и естественно, поехали мы, не оформляя никаких путевых листов и официальных отрядных бумаг, прикинув, сколько времени вместо отдыха придётся потратить на всю эту бюрократию.
Первым запланировали обследование озера Копанец, которое пару лет назад подтвердило своё правильное название и наградило нас интересными находками. Тогда мы, совершенно случайно, болтаясь по окрестностям, увидели на карте за лесами-болотами сиротливый значок братской могилы, форсировали все водно-болотные преграды и были вознаграждены всякими интересными железяками…
На берегу этого озера и разбили лагерь. Гора оставшихся от предшественников развёрнутых финских патронов в кострище настроила на нужный лад. Заработала «судоверфь», спустили на воду две байдарки и поплыли на старую точку, дабы от неё и плясать.
Вечером, впустую обогнув почти половину озера и изрядно вымокнув под дождем, мы собрались, и пришли к выводу, что «хабар» тогда мы таскали никак не отсюда, а с соседнего Сенозера, которое находится западнее. Как такое получилось у людей, десятилетиями лазящих по лесам, умеющих ориентироваться, с подробной картой, компасами и прочим оборудованием - вопрос риторический.
Про это самое Сенозеро отдельный разговор. Всю дорогу это название произносилось со священным трепетом и придыханиями. Дело в том, что перед отъездом один товарищ шепнул мне, что там, по проверенной и достоверной информации вроде как всё есть, так как место очень труднодоступное. В качестве подтверждения мы также имели кучу карт и схем, по которым в этих местах дивизия СС «Норд» была изрядно потрепана в 1944 году. К тому же, товарищи где-то «намыли» фото мурманских копарей с оного озера. Фото активно вызывали слюноотделение. На одной - мужик в гидрокостюме достаёт из воды какой-то редкий пулемёт на лыжах прямо у берега. На второй – берег озера, засыпанный горой железа: минные ящики, ящики от взрывателей, всякая забавная мелочевка и сами «шпринги» с заглушками. И всё это, судя по фото, в знаменитом карельском сохране.
Естественно при таком раскладе мы были готовы на любой подвиг, чтобы туда попасть. План был такой - забрасываемся с байдарками туда и двумя группами чешем берега с окрестностями. По самому короткому пути - 2 км по болоту. Ещё один путь - та самая раздолбанная сгнившая гать через топь в три километра, по которой ходили в предыдущий раз. В общем, завтра разведка обоих маршрутов, а пока свежая щука под горячительное... Один из наших бойцов с этой рыбалкой за две недели прибор всего один раз и расчехлял, но зато рыба во всевозможных видах блюд была всегда – в виде ухи, жареная, печеная, копчёная…
На следующий день разведгруппы отправились в дорогу. Мужики напрямую через заболоченный перешеек, а мы на разведку гати. Уж не знаю, что у них, а мы с этой гатью намучались. Подруга моя героически утонула на первом же километре, верный товарищ дотянул до второго, где картинно ушёл в топь по пояс. Вскоре добрались до старого места. А там…Такое ощущение, что все просто подмели веничком. Я думал набрать ПОМЗов, коих там была гора штук в 300, но, увы, какая-то адова сила эти тонны чугуна оттуда уволокла через топи и болота. И даже два цинка сгнивших патронов, наваленных нами когда-то горой, кому-то понадобились…

Заплыв
На следующий день решили передвигаться по озеру на байдарках, которые с боем приволокли через гать, снова утопая по пояс в болотной жиже.
Собрали байдарки, разошлись перпендикулярными курсами. Плавать по озёрам – это, скажу я вам, с привычными узкими речками нашей полосы несравнимо. Во-первых, размах, масштабы и карельские красоты. Во-вторых, номер с распитием напитков и попутным передвижением со скоростью течения здесь не проходит за отсутствием последнего. Да и ветер имеет свои планы на направление нашего движения. Поэтому махать вёслами приходится нон-стоп.
Первый остров, на который мы высадились, нас очень удивил. Немного пройдя по берегу, мы оказались на натоптанной тропинке, которая привела нас к очередной рыбацкой избе, перед которой возвышался штабель водочных бутылок. Вот так нетронутые труднодоступные места! Что за дела? Ладно изба, её срубили на месте, но вот буржуйка в которой килограммов 300 явно не тянула на роль притащенной по гати и далее на лодке. Метрах в 70 нашли траншею, солидную, монументальную, но абсолютно пустую. Вообще на весь остров нашли только две траншеи и три блиндажа. Первый отдался тремя раскуроченными патронами, а второй – парой килограммов патронов в картонных пачках и, следовательно, в достойном сохране. Третий блин стоял не обваленный, с накатом и двумя заваленными валунами входами. Входы вскрыть быстро не удалось, и товарищ начал торопить - тут войны не было, ни осколочка, ни настрела, поплыли дальше к богатствам несметным, хрен с этим блиндажом. Ну, хрен так хрен. Остальные острова были поменьше и абсолютно пустыми. Ещё несколько десантов вдоль берега и забегов по окрестностям прошли впустую, не считая остатков наших минных полей с одиноко торчащими «кукурузинами». На очередном мыске мы высадились на большой плоский камень, очень красивый и антуражный, окрестности заросли брусникой, в которую мы радостно и забурились. Вообще брусника ещё не вызрела, ягода осенняя, но в солнечных местах очень даже вкусная. Среди этого великолепия нашли кострище, которое говорило о том, что мы на верном месте - толстый слой мосинских, ттшных и маузеровских разорванных патронов и лопнувшая, на большие куски, «эфка». С боевым кличем мы ломанулись вглубь леса, где сразу же наткнулись на густо опутанные колючей проволокой траншеи. Но увы, и ах, кроме десятка гнилых патронов и безумного количества консервных банок - ничего. При том, что позиции явно немецкие, брустверы смотрят на восток, боя не было. Удручённые поплыли дальше. Ещё пара десантов без результата и пора уже искать ночёвку. Сеансы связи со вторым экипажем оказались безрезультатны - не добивают простенькие лпдшки на таких просторах. Народ кое-как сквозь шумы пробился часов в 11, когда мы уже расположились и поглощали жареные грибы у уютного очага среди валунов и берёзовой рощи. Место это оказалось урочищем Сенозеро и тоже внесло сомнения о труднодоступности места – на поле стояли конструкции для заготовки и сушки сена, которыми пользовались самое позднее пару лет назад. Раз сено - значит и дорога, но в траве по плечи мы её не нашли. Очень душевно посидели под тушенку, макарошки, грибы на сале и всякие байки за жизнь. Утром выяснилось, что второй детектор, который я брал как запасной, тоже помер и диагностике в лесных условиях не поддаётся. Так я стал «экскаватором» и оставшееся время копал за другими или пользовал приборы отдыхающих в лагере друзей. Мягко говоря, неприятно, так как у всех свои методы и понятия о правильных сигналах, а к чужому прибору надо долго привыкать, чтобы понять, что к чему. К слову, своим прибором я нормально овладел года через три пользования.
Побродив по урочищу, и найдя только заросли очень вкусной малины, мы двинули дальше. Товарищи вышли на связь часов в 8 утра и сказали, что идут на какую-то гору в полутора километрах от западного конца озера. Мы же зацепили ещё грибов и поплыли на противоположный берег на сильно выступающий мыс с заманчивой высотой.
Как и следовало ожидать, метрах в 50 от берега нас встретила очередная избушка, перед которой лежали горы разобранных дегтярёвских дисков, потрошённых шпрингов и прочих отходов копательских будней. Неспроста, подумали. И, правда, оказалось неспроста.
Прямо за избушкой на высоте начинались какие-то тыловые помойки, шурфленые блиндажи и места под палатки, перекопанные, раз по пять. Кто-то очень жаждал эсэсовских ништячков. Вокруг живописно валялись остатки блиндажных печек, сотни аккумуляторов для раций и тонны консервов.

Лирическое отступление про консервные банки
Вообще эти консервы выматывают просто ужасно. Если в наших широтах консервы в основном попадаются по тыловым позициям и помойкам блиндажных городков во вменяемых, не напрягающих количествах, то тут ситуация другая. Это север, картошечкой тут особо не покормишься. Поэтому все противоборствующие стороны питались всякой консервированной едой, и гектары забиты всевозможными банками. Самая же беда в том, что эти банки дают совершенно непредсказуемые сигналы и находятся в непредсказуемых местах. Приходится их копать сотнями. При этом среди баночных полей находятся порой очень интересные находки. Уже под конец нашего трипа мужики приволокли с каких-то таких замусоренных позиций очень интересные ножны от штыка, которых никто из нашей братии даже на картинках не видел. Да и мы понаходили всяких интересностей. По самим же банкам можно отслеживать фронтовую логистику - Норвегия, Дания, Франция, Финляндия, Германия, отечественные, ленд-лиз и т.п.
Побегав по мысочку и высоте, мы нашли довольно забавные позиции, аккуратно сложенные из дикого камня. Пусто, но красиво.
Побродили вокруг, нашли чудесный трёхусовый взрыватель от шпринги в состоянии «как с завода» со всеми предохранительными винтиками и заглушечкой. Пустячок, а приятно. Дальше выперлись в заросли дикорастущей колючки.

Лирическое отступление про колючую проволоку
Копая в средней полосе, мы привыкли, что колючка – это такая ерунда в земле, которая, зараза, фонит на прибор, изредка торчит петлями и может пропороть сапог. Ну и совсем редко она врастает в деревья и поднимается на высоту человеческого роста. Ну, как бы, есть и есть. В Карелии же колючка – это серьёзно и по-взрослому. Она стоит по лесам и болотам на родных кольях и треногах, как ни в чём не бывало, ею завалены полосы шириной в десятки метров, при этом она торчит своими спиралями на полметра. Запутаться в ней мне не понравилось ни разу. В дальнейшем мы выходили на позиции, где этой пакости навалены километры, растянутые в спирали, наваленные горой или просто втоптанные в поляны размером с футбольное поле. То есть, чтобы пересечь полосу надо мягко ступать по пружинящему железу, рискуя в любой момент оставить там сапог. Сколько интересностей лежит не копанными под этими развалами остаётся только догадываться - дискриминация не справляется. Больше всего неприятно поразила одна ямка - ячейка или глубокая воронка. Представьте себе яму, в которую бросили смотанную в спираль диаметром метр с лишним колючку: она туда вниз как пружина растянулась по стенкам, да всевозможно запуталась, перекрыв все стенки, дно и сверху тоже переплелась. Сверху всё это со временем стал затягивать мох, оставив в центре отверстие сантиметров 20-30. Вот туда я и решил заглянуть. Вдруг да очередной блиндажик не обваленный? Хорошо, что погода была солнечная, и я остановился буквально на краю, увидев матово блеснувшие ряды колючки, и потыкал туда лопатой. Коллега в это время увлечённо обследовал полянку метрах в 500 - не докричаться. Такая вот стихийная западня. В общем, северная колючка – это зло в кубе.
Но снова вернёмся к Сенозеру. Побродив по изрытым окрестностям, мы зацепили какой-то валун, усыпанный гильзачом. Тут-то и помогла привычка читать всё, что написано и набито на всём. Среди разномастного настрела вдруг мелькнула эмблема «электриков». Порывшись, на поверхность были извлечены три гизьзы SS-DWM за 1938 год. Рядом, как водится в этих «труднодоступных местах» мы упёрлись в дорогу, обочина которой буквально засыпана разобранными шпрингами и остатками борон, ими, похоже, разминировали небольшое поле за опушкой. Вернулись к домику. Смотрим – костерок у байдарки. Оказалось, это наши плыли мимо. На той горе они нашли выбитые под корень позиции, а в очередной избушке все стены были исписаны: «Ржев-98», «Мурманск-2002» и прочие «Урюпинская вахта – 07». При этом там обнаружилась наезженная дорога и рыбаки на УАЗе. Вывод – делать тут таким кавалерийским наскоком нечего, мужики снимаются на лагерь. Мы же попутно решили осмотреть ещё одну высотку, примечательную красивыми скалами и стратегически выгодным расположением. Высоту мы брали как истинные мачо по самому крутому склону и, вконец вымотавшись, вышли на макушку, где увидели вырубку 20-30 годичной давности и то, что с другой стороны высота пологая и туда не то, что лесовоз, а что угодно заедет. Виды на озеро доставляли удовольствие, обширный ягодник и приятная погодка позволили пол часика передохнуть. Потом пошли бродить и опять - консервы и более ничего. На противоположном склоне нашли позиции с железом, но кроме завязанных в узел минных ящиков и патронных цинков - ничего. То ли лесорубы собрали, то ли и не было там ничего. Всё, баста, домой. Таким образом, на всё озеро мы нашли только одно боевое место с настрелом и следами артподготовки ещё два года назад.
Доплыли, разобрали баржу, перекусили остатками провизии, и домой. В лагере на вечер была запланирована походно-полевая баня.
После таких забегов баня воспринимается как рай на земле. А потом уха, да рыбка жареная, да грибочки под водочку. На этой позитивной ноте мы покинули эти места и двинули на старое проверенное и действительно малодоступное место, где один берег доступен, а вот второй – нет.
Нет, говорить, что на Сенозере ничего нет, не буду. Просто времени там надо тратить много на поиски некопаных мест или перекапывание копаных с крайне невнятным КПД. То, что в народе называется «за семь вёрст киселя хлебать».
Итак, лагерь снят с Копанца, и горе-копатели тронулись на старые, добрые, проверенные места. Название озера настолько непроизносимое, что мы его называли исключительно «наше озеро». Кочёвка заняла полдня – местные дороги к скоростному передвижению не располагают. Поставили новый лагерь, собрали байдарки.

Второй лагерь
На следующий день мужики рванули на другую сторону озера, а мы побродили по нашему берегу, по окрестностям. Окрестности – это финские тылы, заваленные консервами и всякой тыловой ерундой. Ну, кому – мусор, а я мимо финской авторемонтной мастерской пройти не мог, и россыпи штучек на всякие «Опели – Хорьхи» меня возбуждают. Однако, в связи с доступностью всё уже копано-перекопано. Это «копано», конечно, очень условно – попадаются и некопаные помойки, и невскрытые полуобваленные блиндажи. Один из них заманчиво попискивал в дыре между рухнувшими и расползшимися балками перекрытия. Повозился с балками, грунтом и вездесущими булыжниками, под лопатой мелькнула кожа подсумка. Пока фантазия рисовала картину полной сбруи с прягой и штыком, руки лихорадочно работали лопатой. Увы – только финский подсумок с патронами. Состояние было плачевным: в руках рассыпалось всё – и подсумок, и содержимое. Но факт – «блин» не копан. Под подсумком обнаружилась некая конструкция из плотно пригнанных не сгнивших досок. Стол? Ящик? Идея того, что это может быть полом даже не пришла – ну какой пол в метре от среза земли и в полутора от бруствера? Но следующие полчаса раскопок показали – и правда пол. Здесь вам не Смоленщина, финский фортификационный гений обладал какими-то тайными знаниями, и блиндажи строили так – метр в землю, бруствер по кругу, на бруствере возводится из брёвен венцов 4-5, потом перекрытие, всё это засыпается грунтом и камнями. Ну и хрен с ним, зато копать проще – никаких тебе двухдневных маханий вёдрами и жидкой глины. Этот, и пара соседних блиндажей принесли только раскрытые в плоскость цинки и печные трубы. Найденная рядом некопаная помойка, несмотря на заманчивость, принесла только четыре водочных бутылки с надписью «Хельсинки» на пробке. Не, финны всё-таки полные босяки. Где надписи на стекле и выпендрёж в виде разноцветных бутылочек хитрой формы? Никакой культуры производства стеклотары!
Дружок, с которым мы разбрелись почти сразу, помимо трёх килотонн консервов нарыл два магазина к СВТ. Магазины снаружи крепкие, но ржавенькие. Внутри же оказались вообще нехожеными и засолидоленными. Содержимое расснарядили и с помощью шуроповёрта привели в сувенирное состояние.
В лагере нас встретил притащенный с той стороны озера целый рюкзак трофеев. И то, и сё. Прям музей. В том числе принесли нечастые шомпольные противотанковые ружейные гранаты Сердюкова. Адова штука – балда на полуметровой палке, которая вставлялась в ствол винтовки и выстреливалась холостым патроном. Подразумевалось этим изделием мгновенно извести ненавистного Гудериана, но оказалось: чтобы попасть этой штукой в танк, надо сильно постараться, кумулятивная струя не всегда хочет жечь куда надо, ствол винтовки изнашивается, а при неаккуратном обращении шомпол и оперение гранаты легко гнётся. Посему «шайтан-палку» сняли с производства, и она перешла в разряд раритета. Также на фотографиях был продемонстрирован стоящий на позициях стрелковый щиток. Такие бронещитки использовались для стрельбы из винтовки, ну максимум, ручного пулемёта. Для транспортировки к специальным кронштейнам крепились лыжи. В наступлении его можно было толкать по снегу перед собой, прикрываясь им и огрызаясь огнём. То, что он там стоит до сих пор, объясняется только труднодоступностью мест. В девяностые – начале двухтысячных такие щитки ещё попадались в «Долине смерти» за Можайском, но были все вынесены на металл. Под Питером их вроде вообще кучи были, но остались только на мемориалах «Зелёного пояса славы». Мы, грешным делом, подумали этот артефакт притащить, штука хорошая и стремительно заканчивающаяся в лесах.
Утром, несмотря на холод и очень свежий ветер, мы втроём поплыли на другой берег. Там в нескольких километрах от берега за лесами-болотами нас ждала большая гора, превращённая немцами в мощный укрепрайон.

На гору
Я уже говорил, что ходить на байдарке по подмосковным речкам и по северным озёрам – это сильно не одно и тоже? Говорю ещё раз. Стрёму натерпелись за четыре километра на год вперёд. Волна, спокойно накрывающая нос и разбивающаяся о фальшборт и летящие с вёсел параллельно воде брызги не способствуют созерцанию раскинувшихся вокруг суровых северных красот. Руль опять не поставили, и через это посудину всё время разворачивало бортом к ветру. Вёслами махали так, что даже спеть подобающее обстановке «прощайте, товарищи, с Богом, ура» не удалось. Посреди глади озера незадачливых моряков поджидали сюрпризы. Метрах в десяти по ходу внезапно обнаружился торчащий на 10 сантиметров из воды валун. В свете неслабой волны могла разыграться драма, его же, заразу, заливает волной и не видно. Но худо-бедно мы дошли до островов, за которыми не так дуло, перекурили и спокойно дошли до берега. Высадились, облазили находящиеся в пятидесяти метрах от воды советские позиции. Следов боя не нашлось, но вот вражеские артиллеристы постарались на славу – всё в гигантских осколках, минных хвостах. Причём финны долбили французскими минами с довольно забавным оперением. Дабы не тратить время сложили приборы и марш-броском по болотам пошли к искомому щитку. Не дошли до него метров 500, ан вот он стоит. GPS врёт? Да и щиток на фотках был вроде получше… Оказывается, это другой, и ему повезло меньше. Вся амбразура исстреляна бронебойными пулями. Судя по кучности попаданий, бил снайпер. Сколько за этим щитком бойцов полегло – даже и думать не хочется. Картину дополняла трещина в боку и оторванные крепления для лыж. Мы дружно взялись за щиток, приподняли, взвесили…. Так он там и стоит, горемыка. Идея о таскании матчасти через болота отметена как несостоятельная ввиду веса изделия. Дошли и до второго щитка, целого и небитого. Оба эти щитка стояли на высотке в километре от горы - нашей цели. Потом дошли до подножья горы и зависли. Мы оказались в рощице из редких тридцатилетних берёзок. Очень красивое место – деревья стоят редко, местами лежат большие валуны. Мирная, в общем, картина. Если бы не одно «но». На каждом дереве висят каски, котелки, лопатки, дегтярёвские диски. На каждом валуне лежит килограмм по пять - пятьдесят железа. Везде торчит колючка и валяется всякое-разное эхо войны. Местами попадались даже «халхинголки», избитые до неузнаваемости.
В общем, картина, которую в наших широтах уже не встретишь на местах самых ожесточённых боёв – всё повыносили на сувениры и металлолом. Здесь же за счёт того, что крупное железо в землю уходит не быстро, кто-то лет 10-20 назад всё развесил по веткам. При этом следов приборного поиска не было вообще. Ну да, местные в основном долбят траншеи и блиндажи наобум. С таким количеством камней щупы тоже бесполезны.
Как-то эту рощу в предыдущие разы обходили, держа курс на гору напрямую. Не заверни мы к щитку, тоже проскочили бы. Посидели, перекурили эту мрачную картину. Потом решили поискать прямо здесь. Включили приборы. Я без прибора, поэтому отошёл к ближайшему валуну поковыряться в наваленных железках. И тут товарищ, отойдя от места перекура метров семь, зовёт и что-то показывает. Я сослепу не вижу, что это, и иду к нему. Бац! Нижняя челюсть! Копарям знакомо это ощущение…Начинаем поднимать. Все перемешано и совершенно неочевидное положение костей, к тому же не к месту растущие деревья и колючка. Мужики срезают грунт и растаскивают колючку, я ножом перерываю грунт. Пошли патроны, два детонатора от РГД, завёрнутые в истлевшую бумагу, резинки от лыжных креплений, пуговицы. Если много лет назад процесс поднятия бойца вызывал гору эмоций, священную дрожь в руках и долгие переживания на ближайший год, то сейчас ковыряние в останках воспринимается обычно. Это наша работа, как ни цинично это звучит. И когда я протёр пуговку перчаткой и увидел на ней якорь, на мою реплику, - «Смотрите, это был моряк», - товарищ отреагировал голосом Сильвера из мультфильма «Остров сокровищ» - «А ты что, надеялся увидеть здесь епископа?»
Минут за сорок мы зачистили бойца – одна нога, одна рука, головы нет, один ботинок, стальная смутно читаемая пряжка с якорем, десяток патронов, лыжные крепления, десяток пуговиц с бушлата и гимнастёрки общеармейского образца. Безымянный. При этом так и не поняли, на какой сигнал его вообще зацепили – вокруг вся земля орёт металлом – излётные пули, осколки, колючка и т.п.
Зачищая бойца, мы набрали с квадрата два на два метра две полных пригоршни мелких осколков, с десяток крупных и пару хвостов от миномёток. Если бы не перекур, то прошли бы мимо. Вокруг в земле вообще была картина ада – судя по всему, при такой мощности огня потери были ужасные. Рота в минуту. Батальон в десять минут.
Полазив вокруг несколько часов, мы примерно восстановили картину боя, в отчёте за 1942 год описанную как «наступление энской дивизии и морской стрелковой бригады завершилось неудачей». Передовые траншеи немцев находились у самого подножия горы. Всего там рядов пять траншей с перепадом высоты метров в пятьдесят, довольно крутой подъём, мины, колючка. Ряды траншей связаны между собой подземными ходами, собранными из метровых кусков гофры, известные как «лисьи норы». Там этой гофры по всей горе десятки тонн. На нейтральную полосу внизу вынесены пулемётные расчёты, примерно каждые метров 50. Между ними поле шпрингов, колючка во много рядов. Похоже, разведка нащупала эти расчёты, и наша артиллерия их помножила на ноль. И сейчас хорошо видно, где они сидели – каждый такой расчёт увековечен горой завязанных в узел запасных стволов, алюминиевых патронных коробок, развёрнутых наизнанку «кексов», фляг с котелками, разорванных лент и горами настрела. В одной такой ячейке мы немного порылись и выловили немецкий погон. Остались от козлика рожки да ножки. Недалеко на валуне лежала кем-то собранная куча из двадцати-тридцати складных сапёрок, десятка фляг и котелков, остатков немецких касок. Серьёзная большая куча. Дай думаю, лопатку хорошую себе выберу. М-да. Мясо. Ни одной из нескольких десятков не прострелянной. Котелки и фляги вообще можно только по ушкам и горлышкам идентифицировать. Выловили завязанную в штопор ногу от МГшного станка. В общем, качественно машингеверщиков убрали артиллеристы.
Возвращаюсь к реконструкции картины боя. Конец апреля 1942 года. Наша артиллерия дала гари и вынесла немецкие расчёты в предполье. Морпехи и пехота поднялись в атаку. Полметра снега, лыж, судя по донесениям, почти нет. Атаковали через болото, вошли в рощицу. Хотя, зная немцев, рощи наверняка не было - попилили, чтобы не мешала огню. Дошли до минного поля и первой колючки, занесённой снегом. Шаг вправо – зацепился за колючку, шаг влево – дёрнул невидимую проволочку и бабах. Застопорились. С горы открыли ураганный огонь из миномётов, потом вступил в дело реактивный миномёт, именуемый за характерные звуки «ишаком», разорванными корпусами от ракет засыпано вокруг всё. Залпы «ишака» накрыли вторые порядки, передовые цепи рванули вперёд, окончательно запутались в колючке, залегли, огрызаясь из-за валунов. Там прямо видно – каждый большой валун избит осколками и пулями, на нём и за ним пара касок, несколько дисков от «дегтяря», котелки, лопатки, гранаты. И так каждые пять-десять метров. Кто не спрятался - полёг сразу, кто залёг за валунами - протянул минут пять. Огонь с горы не даёт шансов ни вперёд, ни назад. Подключились гаубицы из-за горы. Пулемёты в упор довершили картину. В первом ряду немецких траншей слой гильз чуть ли не по колено.
Через час всё смолкло. В сгущающихся сумерках метель заносила запутанные в колючке обрывки тел, шинелей, чёрных бушлатов, остывшие стволы с расщеплёнными прикладами на красно-чёрном снегу. Вторая попытка в начале мая кончилась также. Гору взяли вроде только в 1943-м году, все два года не прекращая попыток штурма и понемногу отжимая соседние мелкие холмики. Уже потом, по возвращении в Москву обсуждали это всё и решили впоследствии приплыть на этот берег и перекапывать эту рощу как огород – сплошняком. Выносить всё железо в кучи, чтобы не фонило, и искать наших.
Полазив вокруг, нашли бесхозную нижнюю челюсть, зачистка вокруг больше ничего не дала. Рядом в воронке выудили опасную бритву, вокруг также никого. Больше ничего дельного. Копать невозможно - прибор орёт постоянно, всё в железе. На горе вроде был старый лагерь копарей и при нём небольшая братская могила. Полезли туда, копая по пути. Через час добрались, ничего путного не найдя. Склон горы также завален касками и железом более поздних попыток наступления. У лагеря вообще запредельная картина – яма три на четыре метра и непонятной глубины засыпана по самый верх касками, дисками и прочим железом. Одна каска – одна жизнь.
Выкопали могилу рядом с захоронкой, похоронили моряка, сделали какой-никакой монумент из камней и железа, выложили личные вещи, на алюминиевой крышке мины нацарапали кто и что, помолчали. Так через 68 лет моряк дошёл до заветной вершины. К следующему заезду планируем сваять небольшой разборный обелиск, и установить там. Пошли копать дальше. По находкам бой читается как книжка с картинками – здесь наши закрепились на соседней высоте, здесь немцы молотили, здесь наши раздавали патроны перед следующим броском, здесь немного перекусили, здесь от Ганса осталась только пробитая фляга. Набрали каких-никаких находок. Поразвинчивали всё, что торчит с нескольких найденных шпрингов. Шпринг-мина – это очень коварная штука. Задеваешь растяжку, срабатывает пороховой вышибной заряд, содержимое во внутреннем стакане прыгает вверх метра на полтора, бабахает и шпигует всё вокруг килограммом-другим шариков. Идёшь ли ты там мимо, бежишь или ползёшь – на результат не влияет. Это изделие сумрачного тевтонского гения в послевоенные годы в том или ином виде встало на вооружение почти всех армий мира. Накрутили с них детонаторов. По сути это детонатором не является, механический инициатор, не более. За растяжку дёрг, боёк по капсулю бац, а дальше пламя бьёт в вышибник и далее смотри выше. При этом конструкция в разы сложнее нашего МУВа. Когда я первый раз решил на практике ознакомиться с устройством, то боёк летал по всей округе. Пружины мощные там, принцип действия прямо противоположный отечественному аналогу. Деталей при этом втрое больше и сложнее.

Прогулки на нашем берегу
Дальше жизнь шла по графику - день на нашем берегу, день на том. В зависимости от уровня усталости и высоты волны. В один из дней мне перепал чужой прибор, хозяин решил передохнуть и порыбачить, а к вечеру соорудить баньку. Я же решил по завершении всех хозяйственных дел в лагере дойти до позиций по 1941 году. Была на хозяйстве распечатка с мелковатой, но понятной схемой. Наши пограничники и остатки отошедших с новой границы частей держали высоту километрах в трёх от лагеря, но их выбили. Дальнейшие попытки закрепиться оказались неудачными, и окончательно наши остановились километрах в десяти, в самом конце озера. Как раз там мы в предыдущий заезд очутились в поисках дороги. Меня тогда потрясла там она высота – сосновый лес, земля почти лысая, редко-редко тонкий мох. И всё засыпано ровным ковром гильз. Выглядело это так, будто война не больше 10 лет как закончилась. Но я решил прогуляться на запад, откуда наших выбили. Спутница жизни присоединилась к прогулке с целью набрать грибов. Километра три мы собирали грибы, коих на дороге росло в изобилии. В основном подберёзовики и подосиновики, немного белых. Потом я решил, что гребень высоты вроде как уже прошли и ломанулся в лес. А там пусто. Шёл-шёл, вышел на красивые позиции. Красивые с копарьской точки зрения – это то, как в нашей полосе они выглядели лет 40 назад – стоят себе брёвна стенок, связанные проволокой, по траншеям бегать можно. Да и по прямому назначению тоже использовать. Решил, что это как раз наши позиции и давай по ним прибором махать. Что-то пустовато… Ага, блиндажик с осевшим накатом. Сунул прибор в угол – что-то есть. А сверху всё это закрывает ковёр мха. Поднял я его и по-доброму ошалел. Очень жалею, что не сфотографировал, а сразу шаловливыми ручками потянулся. Стена блиндажа из брёвен, в стену вбит большой гвоздь, на гвозде, как ни в чём не бывало, висит складная лопатка в кожаном чехле. Чехол и деревянная ручка по закону подлости развалились в руках, но лопатка оказалась очень хорошей. Сам факт! Висит, зараза, на гвозде! 2010 год на дворе, а она висит! Странно, а что немецкая сапёрка делает в нашем блиндаже? Трофей? Пошёл дальше по траншее – ни настрела, ни барахла, ни даже вездесущих консервов, только кольца толстой проволоки, связывающей брёвна. Метров через сто я окончательно убедился, что даже эту пустую траншею и поэтому совсем никем не копанную надо звонить всю. Под очередным моховом ковром между деревянными стенками траншеи лежала себе, как вчера положили, неплохая немецкая каска с остатками зимней перекраски. Даже стальной подшлемник неплохо сохранился, что обычно с ними не случается.
Ещё метров через сто на развилке траншеи мирно лежал сапёрный топор довольно необычной формы под очень тонкое топорище. Клеймо с головой барана и что-то ещё понаписано. То есть траншею выкопали гансы или финны после того, как отбили высоту, думая, что наши ломануться забирать обратно кусок священной советской земли. Нашим же ещё полгода было немного не до того. Ещё через пару дней в этой же траншее по другую сторону дороги обнаружился сидор с отечественным боезапасом и крепкая, но пожёванная кем-то «колотуха». И больше ничего. Вышел на дорогу, а там подруга возвращается с неподъёмной ношей грибов. На обратном пути по своим же следам насобирали ещё штук 30. Вечером нас ждала добрая баня и жаренная рыба…
Во второй заход через несколько дней в поисках наших позиций на эту высоту мы опять ничего по делу не нашли. Уже в последний день приехали местные рыбаки и один из них, будучи в теме, сказал, что нам надо было за высоту уйти ещё на километр. Мы же вместо этого набрели на забавную миномётную позицию, крытую рубероидом. Примерно 10 на 7 метров обвалованное сооружение. Позже оказалось, что это переделанный сарай. Внутри россыпи гнилых патронов в обоймах, вездесущие баночки от допников и какая-то непонятная чепуха. Неподалёку оказались остатки финской избушки, каких-то сараев и огромная помойка непонятной принадлежности. В том смысле, что совершенно непонятно, где жили те, кто мусорил.
Уже под вечер решили плавно выдвигаться, попутно покапывая, в сторону дороги и упёрлись в колючку. На столбиках была натянута вперемешку и советская, и немецкая. Назвонили с корешом два сигнала у дерева. И вот копаем мы каждый свою железку, разделённые как раз деревом и колючкой. И тут он как заорёт не своим голосом, в немыслимом прыжке переходя с места в галоп: «Валим! Быстро!» У меня за долю секунды пролетел перед глазами видеоряд как лопата срезает мох, шкрябает по металлу и глаз успевает увидеть, как зацепившись за лопату проволочка вытягивает за собой шплинт из эфки или с щелчком вылетает маленькая цилиндрическая латунная деталь из «свистульки» на шпринг-мине… Ох, как мы ломанулись, перепрыгивая заросли и ряды колючки. Олимпийский рекорд по бегу с препятствиями сто пудов наш, зуб даю. Метрах в ста упали, переводя дыхание, глаза у каждого по пятаку.
«Чего там?»- говорю.
«Пополам, говорит, пополам перерубил я его…»
«Кого? Детон?»
«Какой там детон! Гнездо осиное пополам! А они как ломанутся!»

Снова в плавание.
Утро выдалось нетёплым. В одной из машин под стеклом термометр приделан. Смотрю – плюс пять. М-да, такое вот хреновое лето. А в радио говорят, что столица от жары и дыма еле жабрами шевелит. Утеплились и поплыли на тот берег. Решили от щитка взять правее, чтобы выйти с правого фланга в давешнюю рощицу с бойцом. Вышли на наши исходные, всё в осколках, тоже какое-то рваное железо валяется, цинки пустые. Отсюда морпехи пошли в последнюю атаку…Решили пересечь небольшое болото и углубиться в лесок напротив. Товарищ прибор не выключает, я чуть вперёд прошёл, слышу сзади крик: «Вот вам всем! Нате! А говорили, нету в болоте ни хрена». - «Что там у тебя?» - «Ствол!» - «Какой?» - «Не знаю…Не откопал ещё, только скобу видно». Смотрю – ППШ скобой вверх лежит. И чего никто матчасть не учит? Видно же по широкой скобе, что больше никто это быть не может. При всём его желании. Нашли себе идентификатора на полставки. Через минуту находка была извлечёна на поверхность и радостному корешу нудным гнусаво-музейным голосом была прочитана лекция, что данный экземпляр – пистолет-пулемёт образца 1941 года конструкции выдающегося советского оружейника товарища Шпагина, в народе именуемый ППШ-41, и так далее…Товарищ, раззявив заляпанную болотной жижей физиономию, внимал лекции и рвался конспектировать гвоздём на лопате. В общем ранний ППШ, раритет и фетиш. Увы, сохран болотный. То есть при бодром внешнем виде структура металла настолько изменилась, что держаться воедино ну никак не хочет. При попытке его чуть обстучать он рассыпался на составляющие, к тому же оказался с прямым попаданием в затвор проклятой фашистской пули. Металл же стал чёрным и крошился в руках. Раритетный прицел тоже развалился. Поэтому и был в той же Карелии принесён в дар озёрным богам. Но сам факт!
После этой находки напарник ломанулся в болото и оттуда с завидной периодичностью стало раздаваться всякое ого-го и тро-ло-ло. И настолько радостно, что я отвлёкся от горы железа на очередном валуне. И вовремя – на встречу уже нёсся вопль: «Аааа! Быстрее сюда с фотиком!» Да, вопить белугой было с чего. Если упавшую сверху и плавно врастающую железяку болото съело и переварило, то прилетевшую и ушедшую сразу и глубоко в чавку железку оно заботливо сохранило в бескислородной среде. Вакуумная упаковка, как сосиски из супермаркета. На свет был извлечён отстрелянный 75-миллиметровый красавец. Такое ощущение, что выстрелян он был даже не вчера, а полчаса назад. Вот только остыл чуть-чуть. Поясок блестел, а затейливые надписи и цветовая схема на снаряде говорила нам, что эти спички детям совсем не игрушки. Вот бы такой на полочку поставить – переглянулись мы. Да, было бы круто. И с этими словами он был упокоен обратно в болото. Таскать на горбу отстрелянные снаряды с взведённым взрывателем и в идеальном состоянии любителей среди нас не нашлось. Вокруг на болоте с тем же порядком «вынуть – покапать слюнями - закопать» было найдено ещё два брата близнеца в другой цветовой схеме. Снаряды падали по касательной в снег, проходили его и зарывались в мягкий болотный мох, не разрываясь. То, что летело по навесной траектории, разрывалось нормально и вытаскивать из болота минные хвосты и куски РСов тоже пришлось в изрядном количестве. Решили тщательно позвонить воронки на болоте и в прилегающем заболоченном леске. Обнаружили каску, лопатку, круглый котелок и противотанковую гранату. Всё это норовило рассыпаться в руках – болото к железу на малых глубинах беспощадно. В очередной воронке щупом я настучал винтовку Мосина, из-под лопаты радостно смотрело деревянное ложе. Неужели тут сохран улыбнулся? Увы, при первом же касании дерево (кстати, фанера, что само по себе нечасто) рассыпалось, железо же чувствовало себя не лучше давешнего ППШ: магазин рассыпался сразу, открытый затвор и остальное посыпалось трухой после пары ударов об лопату. Из винтаря, каски и ещё какого-то железа соорудили небольшой монумент посреди болота на каком-то выворотне.
Приплыли назад в сумерках, там уже народ маяк соорудил из фонарика. Сидят, рыбу чистят. Успели и в лес метнуться, и рыбы наловить. Они, оказывается, с утра взяли бензопилу, прыгнули в грязелаз и прорубились на восток километров на 5-7 на какую-то высоту и окрестные болота. Вернулись мрачные и уставшие. На вопросы о результатах, отмахнувшись, показали на какие-то водопроводные трубы. Типа угадай, что это. Это водопроводная труба на два дюйма, нарезанная по 40 сантиметров, какие тут варианты могут быть? Черта с два, это, дядь, мины. А я тогда кто, балерина? Выходит балерина, смотри сам. Смотрю. В одной трубе сохранилась начинка. Бравые финны посмотрели на советские ПОМЗы, в народе именуемые кукурузинами, и сделали свою вариацию. Зачем что-то отливать и переводить дефицитный чугун, если можно нарезать трубу, с одной стороны заткнуть дыру деревянным колом из лопатного черенка, а с другой залить взрывчаткой и прямо в неё вставить детон?

Нетронуто с войны.
В очередной раз, вернувшись с озера, мы увидели довольную физиономию товарища и гору свежих приобретений у его палатки. Это что за самоварные трубы? Опять финское техническое творчество? Угу, говорит, протягивает фотик – полистайте, мол, весёлые картинки. Всё-таки цифровые фотики рулят супротив плёнки в нашем нелёгком деле вообще и в условиях сурового севера в частности. По мере пролистывания фоток глаза всё больше лезли на лоб, и задавался только один вопрос – далеко ли это отсюда? Нет, не так далеко, случайно забрёл, мол, срезать по болоту хотел, а там остров, а на острове это. Самоварные трубы оказались артиллерийскими гильзами калибра около пятнадцати сантиметров. Гильзы без дна, капсюль сбоку. Никто из нас такого не видел, да и слышали только о патронах Лефоше сходной конструкции. Уже позже в Сети выяснили, что это очень нечастая десантная пушка-безоткатка.
Помимо горы этих чудо-гильз на фотках нам предстали штабели плотно сложенных снарядных укладок. Обычно их детали валяются в ржавом виде на артпозициях и очень надоедают своими сигналами, а тут это всё лежит аккуратными стопками, в дереве, с надписями и кожаными ремешками… К тому же выяснилось, что вокруг понарыто каких-то земляных сооружений, но прозванивать у нашедшего сил уже не было. На следующий день вся банда радостно попёрлась на волшебный остров. Переноски переносками, а раз это сверху лежит, то что же там в земле? По идее этот остров доступен был только зимой при замерзании болота, а выгнали оттуда финнов осенью. Чего они там набросали?
Тут же вся куча гильзача была перекопана в поисках достойных экспонатов. Большинство было при жизни засунуто в картонные футляры, через что сильно погнило. Гильзы стальные и обмеднённые. Штабель укупорок также был перетряхнут. Самые верхние и самые нижние ряды были основательно подгнившие, а вот в серединке каждый нашёл достойных переносок с маркировками, с целым нетронутым деревом и прочими плюшками. Поиск с приборами расстроил – вообще ничего. Не считая пятёрки стреляных финских винтовочных гильз, какого-то лома и хитрого спирального кола для растяжки. Если батарея выстрелила с этого острова около тысячи снарядов, то где следы бытования расчётов, чёртовы консервы хотя бы? Где осколки от нашей контрбатарейной стрельбы? Но, увы – понакопано много, да всё пусто. Народ плюнул, навьючился и пошёл назад в лагерь рыбачить. Мы же вынесли трофеи на дорогу и стали нарезать зигзаги вокруг старой дороги, чтобы хоть что-то нарыть. У дороги, как единственной транспортной артерии когда-то царило оживление. Как водится всё в консервах и разномастных следах передвижения советских, немецких и финских войск. В итоге, ничего выдающегося не нашли. Только умучились зазря и, навьючившись переносками и гильзами, потащились в лагерь.

Домой
Вот так мал-помалу и пришло время сборов и обратной дороги. Весь день сушили шмотки, разбирали железо, безжалостно засверливали и выжигали всё, что можно, превращая находки из боеприпасов в невинные куски железа. В адовом пламени сгорело всё содержимое ВОПов. Всё, что не захотело вставать на мирные рельсы массо-габаритных макетов, отправилось в озеро.
Напоследок решили сплавать на остров полюбоваться красотами и ягод поесть. Там на солнечной стороне дивная брусника поспела.
На острове красота, скалы, ягоды, уютная рыбачья избушка с крыльцом из гофры с немецкой горы и корытом из куска сбитого самолёта…
Путь домой, как водится, не прошёл без приключений. Как-то всё слишком гладко иначе получается. Ехали мы себе ехали, темп бодрый, решили даже без ночёвки пилить. На закате тормознулись на речке Кема чайку попить, перекусить, да и дальше попилили. Экипаж весь вырубился, водитель рулит себе. Просыпаемся на заправках, выйти поразмяться и опять массу давить в немыслимых позах. Следующая побудка была несистемной – резкое торможение, удар, вопли, какие в журнале никогда не напечатают. Кто спал сзади – все на полу. Кто спереди – в шоке, и добиться от них, что случилось, получается слабо. Из потока бессвязного охания и мата вычленялось только слово «лось»... Краткая реконструкция событий показала – некий лось возомнил себя героем и бросился под наш автомобиль немецкого производства. Лосёнок ещё до своей полной массы не вырос, поэтому всем, кроме него, повезло. Дальнейший путь, само собой после общения с гаишниками и егерем, наш водитель провёл в скрюченной позе механика-водителя танка – лобовое стекло было в мелкое крошево, только где-то над рулём выжило два прозрачных квадратик сантиметра по 4 каждый. Штурман всю оставшуюся дорогу как автоинформатор читал вслух знаки и разметку. Вот так «на пикапе драном» мы вернулись в оплавившуюся и уже поостывшую Москву. При этом вопросов «куда мы едем следующим летом» нет – всё и так ясно.

На немецких позициях...
Расстояние между крышей и полом блиндажа сократилось до одного метра...
Разобранная шпринг-мина. При взрыве этими шариками накрывается вся поражаемая поверхность.

[Raid]

Около 40 минут у нас ушло на зачистку останков морского пехотинца.
Вот и все имущество погибшего моряка.
Замшелые валуны перед вражескими позициями повсеместно завалены подобным железом.

[Raid]

Одна каска - один боец.
А вот предметам, находящемся на глубине повезло гораздо больше.
Загадочные позиции вражеских артиллеристов.

[Raid]

Это ягода полностью вызревает только к осени, но на солнечных склонах она была чрезвычайно вкусна.
Поверхность болота превратила железо в хрупкое крошево.