ВИРТУОЗ ЩУПА

[Raid]

ВИРТУОЗ ЩУПА
(к юбилею А.М. Липина)

Геннадий Арбузов,
фото из архива автора.

Командир, рано утром ушедший с группой на разбор отвала, вернулся в лагерь около одиннадцати. До назначенного им же времени обеда было ещё три часа, а мы, дежурившие в этот день по лагерю, уже успели сделать большую часть приготовлений к обеду. Так уж вышло как-то само собой, не откладывали на последний час - и картошку почистили, и консервы достали, и я даже успел немного дров натаскать.
- Ты гляди, начерпал обе калоши, в чём вечером буду? - говоря как бы сам с собою, снимая калошки и сырые носки, сетовал командир.
- Да высохнут. День вон какой удался, красота! Вы тоже, Александр Михайлович, кто ж на воронку в калошах?
- А это я не на воронке, я в низинке, за воронкой. Ботинки доставал из затопа, - с некоторой гордостью за свою наблюдательность оправдался Михалыч. И, натягивая сапоги, тут же добавил:
- Правда, оба пусты. Я - в посадки. Гляжу, дел в лагере немного, со мной пойдёшь, Ген?
- Конечно пойду, Михалыч! Света пока в лагере и одна до обеда справится, - почти не раздумывая ответил я.
Мы со Светой переглянулись, и она, покачивая головой с неким сожалением, что кто-то должен остаться в лагере:
- Конечно, справлюсь. Идите.
- Вот и хорошо. Берём только щупы, «звонок» там бесполезен, - встав с бревна у костра и топая по земле то одной, то другой ногой, как бы проверяя присадку сапог на ногах, сказал Михалыч. И не говоря больше ни слова, пошагал в сторону Северной дороги, на краю которой был разбит лагерь.
Михалыч относится к людям, если можно так сказать, не из лёгкого десятка. По своей сути не шибко разговорчивый, он не обладает в силу своего характера, как модно сегодня стало говорить, коммуникабельностью. С людьми сходится сложно, имея своё устоявшееся предубеждение о поиске. Он это называет «настроиться на волну».
Уловишь гармонию своего «я» с «Долиной» - и тогда всё будет, а без этого - ничего. Фанат поискового дела, здесь других практически нет. Будучи человеком верующим, утро начинает с молитвы, что свойственно (из тех, кого мы знаем) только ему.
Перед выходом на работу только в его отряде чтение молитвы - традиция. Он никого не заставляет, но мы и не помним, чтобы кто-то отказался. Легок на подъем, вынослив. И по болоту, и по лесу ходит быстро. Да, ещё он не любит ждать, поэтому ходить с ним, не зная его особенностей, на большие расстояния тяжело.
Может показаться, что он специально убегает вперёд, а затем, отдыхая, ждёт. А когда более медлительный спутник его догоняет, он, уже немного передохнув, врубает, как говорят, «пятую». Давай, типа, шевели шустрее бёдрами, не отставай. За многие годы работы в этих местах он знает их, как свои пять пальцев, и не понимает, как можно здесь заблудиться.
«На «вахтах», – он говорит, – я вроде как сил набираюсь, отдыхаю от той другой, городской жизни». Но если он с человеком сходится, то это, как говорится, надолго.
В «Долине» он уже более двадцати лет, пятнадцать из которых - командир поискового отряда города Юрьевец Ивановской области. Уже только за это он с нашей стороны снискал уважение. Возиться на болотах со школьниками, которых редкую «вахту» не берёт по причине отсутствия средств, при нищенской зарплате руководителя кружка, не каждому это, я скажу, под силу. Хороший он, наш командир Михалыч. Чуткий и отзывчивый. А что до правил, в отряде им установленных, на то он и командир. Посты соблюдает – это дело личное. А кто, как говорят в народе, без тараканов в голове? Я скажу так: своих сначала посчитайте…
Я, взяв сапёрку и щуп, едва успев переобуться в болотники, бегу за командиром, зная, что он ждать не будет. Мы идём по старой фронтовой дороге, проложенной ещё в сорок втором. Ещё кое-где видны каким-то чудом сохранившиеся брёвна – жерди, уложенные поверх болота солдатами второй Ударной. Такое возможно только здесь, в этой болотистой местности. Видно, кислотность почвы позволяет в этой сырости им лежать вот уже более семидесяти лет.
По этой дороге ездят только гусеничные тягачи, и это они придают ей несколько жутковатый вид. Выдавленные гусеницами глубокие колеи, заполненные коричневой торфяной болотной водой, и отполированная днищем тягачей середина. Частые озерца воронок то по одну, то по другую сторону и торчащие части искорёженного металла, когда-то бывшего военной техникой – вот она Северная дорога Мясного Бора. Впечатляет, скажу я вам. Северной она названа потому, что построена была севернее той дороги, которая шла параллельно. Так и назвали: та Южная, а эта Северная.
Михалыч, хоть и идёт быстро, но то и дело останавливается - где щупом, а где сапогом проверяет дорожную глину. ГЭТ - машина мощная, и по ходу выворачивает на поверхность многое из того, что было до этого скрыто от глаз человека.
Скольких солдат подняли на дороге после того, как гусеницами вывернуло останки - не сосчитать. Михалыч каждые пять-десять метров останавливается только для того, что бы указать место, где когда-то был поднят его отрядом солдат. Рассказывает, как и в каких условиях приходилось работать.
Пройдя триста метров, мы поворачиваем влево. Дальше - болотным лесом. Хорошо с человеком, знающим местность. Я вспоминаю, как примерно здесь же, приняв несколько правее, мы залезли со Светой в топь. А он, как бы читая мои мысли, показывая вправо, объясняет, что в той стороне работать можно только летом - низина, весной воды много. Мы переходим несколько ручейков, по обустроенным поисковиками переходам из жердей, их тоже надо знать, и оказываемся в сосновых посадках.
Сосновые посадки – вообще отдельная тема. Эти сосны посадили на местах бывших боёв – на пространстве, усеянном человеческими останками. Тракторы плугами среди костей сделали борозды, и в них воткнули саженцы. «Память» потомков о защитниках Родины. Здесь под корнями каждой сосны не один, а местами, и не два бойца. Это здесь в прямом, а не в переносном смысле, солдаты кровью и плотью вскормили эти сосны, и по сей день держат их своими руками. Это только здесь из-за мягкости торфяного грунта упавшая сосна поднимает скелет солдата, крепко оплетенный корнями. Как бы выполняя работу поисковиков, природа сама поднимает воинов.
За время работы поисковых отрядов, которые потрудились в посадках наславу, всё железо, как говорят поисковики, выбито. Взяв в руки металлоискатель, было легко определить местонахождение железа - а это и кружки, ложки, гвозди солдатских ботинок, ножи, бритвы, пряжки. Они позволяли ускорить обнаружение солдата и провести его подъём.
Конечно, было огромное количество и осколков, и разного железного хлама, не относящегося непосредственно к погибшим воинам, но работающие наславу поисковики, как я уже сказал, своё дело сделали. Сегодня в посадках металлоискатель, или, как его еще называют поисковики, «звонок», редкий раз пискнет.
Михалыч говорит о необходимости новых технологий поиска или более мощных приборов, способных срабатывать не только на глубину двадцать сантиметров. А пока их нет, снова остается только одно: щуп и интуиция. В то, что в самих посадках по сей день, несмотря на огромное количество уже поднятых, лежат ещё солдатики - никто не сомневается. Лежат и ждут, вероятно, своего поисковика. И практика это не перестаёт подтверждать.
Я ходил от сосны к сосне, от ряда к ряду, погружая щуп в рыхлый торфяной грунт. Несколько раз щуп упирался во что-то твёрдое, и я, разрывая землю, которая, кажется, полностью состоит из переплетения корней, извлекал то камень, то кусок гнилого, но ещё твердого корня.
Попадались и осколки, чудом не выдернутые поисковиками патроны, гильзы. Но всё это побочное, ненужное, что ли. Выйдя на край посадок, у гнилого пня я наткнулся на целый слой гильз, вперемешку с патронами. Вероятнее всего, огневая точка.
За полчаса возни из-под пня я вытащил целую гору гильз и патронов, какие-то оплавленные осколки, но останков так и не было. Вернувшись в посадки, я застал Михалыча стоящим в междурядье сосен, неторопливо
прощупывающим край небольшой заплывшей минной воронки. Со стороны могло показаться, что он вроде замечтался о чём-то.
Всё его тело, за исключением руки, в которой он держал щуп, было совершенно неподвижно. Только рука монотонно и легко работала: вверх - вниз, вверх - вниз. Создавалось впечатление, что глаза его смотрят под ноги автоматически, взгляд отсутствовал. Саша был всецело погружён в ощущение — как звучал щуп. Казалось, он слушал его всем телом и всем нутром. Даже если бы сейчас упала рядом стоящая сосна, вряд ли она смогла бы его отвлечь. Слившись со щупом в единый организм, как говорят поисковики, он «обсасывал» его кончиком всё, что скрывала земля.
Конечно можно, как я, например, наклоняться и выдирать из корней всё, с чем встречается щуп. Тут уж, пожалуй, точно не ошибёшься, но сил и здоровья на эту манеру работы нужно много. Опытные поисковики чувствуют, что там под щупом, как говорится, сердцем. У них как будто глаза на кончике щупа.
Сказать, мол, по звуку всё понятно – это ничего ни сказать. Возьми камушек, зарой его в землю, ткни щупом. Потом опусти в воду и снова ткни. А потом - в торф, песок, траву, глину. Сотню раз зарой в разные места — и звук опять будет другой. А возьми камушек иного размера или породы — и опять звуки иные. Ну и как? Легко в этом миллионозвучии разобраться?
Вот Михалыч сделал шаг в сторону, и рука со щупом, не переставая опускаться и подыматься, переместилась, а сам он оставался всё в том же, каком-то зомбированном состоянии. Раз, два, три, четыре - и он снова возвращается на прежнее место, и опять, не отвлекаясь ни на что, щуп начинает плясать вокруг, судя по размаху руки, небольшого предмета.
Я подхожу совсем близко, и мне кажется, что он меня совершенно не замечает - весь там, в пляске щупа под корнями. Я тихонько кашляю, обозначая свое присутствие. Не переставая работать щупом, он поднимает голову и, глядя сквозь меня, произносит:
- Дроблёнка. - и через небольшую паузу говорит, - сам, наверное, - в воронке или вот тут (отводит левую руку в сторону, слева от меня), как-то так.
Все его слова я понял только позже, через минуту, когда он, перестав работать щупом, присел и, отдернув траву с края воронки, достал части раздавленного черепа. Саша опустил руку в воронку заполненную водой, и, покопавшись с края, извлек кость плеча.
- Ноги - там, - он снова показал левой рукой влево. – Копай Ген, а воронку надо вычерпывать. На обед пойдём - ведро захватим.
Я сапёркой подрубил верхний слой травы - под ним действительно находились берцовые кости.
Боец лежал на краю воронки, часть черепа и руки уходили в воронку, а ноги - под сосновые корни. Как его за все эти годы до сих пор не нашли - удивительно.
Михалыч пояснял:
- Будь при нём хоть что-то железное, давно бы подняли. А так, поди найди…
А вот он пошёл и нашёл. Да как! Щуп его – как талисман, он его с «вахты» на «вахту» возит, только черенки меняет. Но щуп - всего лишь прут железный, он без мастера - ничто. И мастера какого!? Виртуозного мастера. Всё на моих глазах, ни разу не присел, не копнул, дёрн не дёрнул, не просто солдата нашёл, но как, и где лежит - щупом рассмотрел. Вот он какой, наш командир Михалыч. А что немногословен, так это даже неплохо.
Я вон какой, сами видите болтливый, а так, как он, щупом не владею.

1.Наш командир!
2.Вскрытие капсулы солдатского медальона в поисковом лагере.