Верному безымянному другу...

[Raid]

              
        ВЕРНОМУ,  БЕЗЫМЯННОМУ  ДРУГУ

                                                                                  Геннадий Арбузов
   
    Игривый щуп поисковика, совершив несколько прыжков в корнях полусгнившего пня, на глубину, не более пяти сантиметров, сразу был озвучен владельцем, - «Пружинит, мужики, есть что-то, точно есть, широкое».
    Поисковик опустился на колени и стал разгребать листву под ногами,
- «Шинель ребята, может и солдат тут, ну давай, давай, покажись, браток», - разгребая верхний слой, разговаривал сам с собой поисковик. Два товарища стояли рядом, и не спуская взгляда с коллеги, замерев, ждали результата.
                                                        ***
      Хруст надломившейся под ногой ветки молниеносно разнёсся по округе, обозначая чьё-то присутствие. Пёс мгновенно замер, сканируя ушами пространство. Больше звуков не доносилось, но собачье чутьё ощущало чужака. Пёс чуть прижался к земле и издал тихое рычание, обозначающее готовность защитить хозяина. Солдат, идущий по лесной просеке, схватил собаку за ошейник и, прижимая шею верного друга к ноге, сказал: - «Тихо, тихо, быстрей, быстрей, тихо…». Они направились к кустам в пяти метрах от тропы. Ощущая всем своим существом напряжённость ситуации, хрипя, пёс послушно следовал за хозяином - значит так надо, просто так хозяин душить и тащить не будет.
    Пёс привык подчиняться не только с команды. Он понимал, чувствовал хозяина даже на расстоянии, по взгляду мог определить чего тот от него хочет. А настроение хозяина он понимал нутром, сердцем, всей своей собачьей сутью.
    Псу шёл четвёртый год, два из которых, он провел на войне. Вся его собачья жизнь состояла в одном этом человеке, без которого он себя не представлял. Он в его жизни был всегда, всегда и рядом. Кормил, хвалил, ругал и защищал. Он и хозяин - это неразлучное целое - есть, гулять и даже спать, всегда вместе. Пёс любил хозяина и был готов ради него на всё, а как иначе? Пёс не умел говорить, но всегда знал, что хозяин понимает его без слов. Достаточно только взгляда, писка, движения. Хозяин знал всё и наперед, от него нельзя было что-то скрыть. Обожал пёс хозяина ещё и за то, что он всегда разговаривал с ним на равных, как с товарищем, как с братом. Хозяин, ничего от него не скрывал - ни мысли, ни мечты. Хозяин всецело доверял псу и тот невозмутимо доверял и повиновался в ответ.

                                                          ***
    «Хрень какая-то, мужики - кусок шинели, да ещё и проволокой перемотан», - проводя руками по краям очищенного верха сукна солдатской шинели, очищая от земли, высказался поисковик.
    «А может в нём завернуто что-то? Знамя может?» - Подойдя, почти вплотную, задал вопросы коллега.
      Взгляд поисковика уставился на товарища в напряженном недоумении от серьёзности вопроса. Все на какое-то мгновение замерли: - «Сейчас увидим», - с явным напряжением в голосе сказал поисковик и начал аккуратно с краев отрывать свёрнутую и перевязанную в несколько оборотов проволокой находку. В напряжённой тишине можно было слышать, как поисковик с треском разрывает мелкие корни, проросшие сквозь материал.
      «А ну-ка, секатор дайте», - прозвучал требовательный голос, - «А то если и впрямь что-то ценное, корнями порву». Секатор мгновенно извлекли из рюкзака, и подали в руки копающему.
      «Тонковато для знамени, но что-то же перевязали проволокой, и что-то между тканью есть, мелкое что-то, вон бугорки видны и прощупываются отчетливо», - озвучивал свои мысли поисковик, выкладывая почти квадратный сверток на ровную поверхность земли рядом с раскопом. Он аккуратно стащил опоясывающую тряпицу проволоку, и, отыскав край скрученного материала начал бережно его разворачивать.

                                                        ***
      Забежав и затащив своего друга за разросшийся придорожный куст, солдат рухнул в траву под самые корни: - «Цссс, цссс», - обхватив и сжав ладонью пасть пса, глядя в собачьи глаза, прошептал солдат, приставляя выпрямленный указательный палец второй руки к губам. Пёс, так же глядя широко раскрытыми глазами на хозяина, как бы в знак понимания закачал головой, не издавая ни звука. В это же мгновение с противоположной стороны дороги, с которой они только что убрались, из таких же кустов и зарослей травы появились три немца с автоматами наперевес. Один из них что-то крикнул и они на какое-то мгновение замерли. Солдат обнял голову пса, и, накрыв её своим телом, прижал к самой земле.
      Через некоторое время раздалось шуршание травы - немцы выходили на лесную дорогу. На просеке солдаты закурили, и показалось, что ещё мгновение, и они пойдут своим путем, как вдруг один из них, показывая рукой в сторону, обратил внимание на след помятой травы, тот самый след который оставили солдат и пёс, в спешке забегая за куст.
      Тишину летнего дня жуткой трелью нарушила автоматная очередь с одновременным треском перебитых пулями веток куста. Пёс не сразу понял, где стало больней, на пасти, которую с неимоверной силой сжал хозяин или в боку, в который будто воткнули раскалённый прут. Хозяин навалился на него всей грудью, но даже будучи прижатым, пёс расслышал протяжный стон над своей головой.

                                                        ***
Трое поисковиков с полным непониманием разглядывали содержимое свёртка. Под частью разорванной шинели, которую они приоткрыли, не было ни папки, ни планшета, ни солдатских вещей, и уж тем более знамени. Ребятам открылась странная картина - между слоями шинели находились мелкие кости, а сама ткань была покрыта неким прикатанным ворсом.
      «Да это животное!» - высказался один, рассматривая ребро небольшого размера.
      «И какого хрена их нужно было заворачивать? Шинель рвать...».
      «А может это был кусок мяса, вот его и завернули, чтобы донести до кухни - окружение, голод… Да не донесли, по-всему выходит, а мы гадаем тут».
      Версий на эту тему больше не было и с небольшим разочарованием, поисковики, оставив непонятный сверток с его содержимым, переместились на раскоп, из которого он был извлечен. Начатое нужно было закончить, а поставить точку с этой находкой могла только подсказка с этого самого места, если она, конечно, там есть. Обступив раскоп с трёх сторон, поисковики начали его расширение во все стороны.

                                                  ***
      За первой автоматной очередью последовало ещё несколько, но пули сбивая ветки, свистя и цокая, прошли выше. Немцы ещё о чем-то громко поговорили и через несколько минут, насвистывая какой-то марш, удалились прочь. Хватка руки на пасти ослабла, и пес понял, что можно выбраться из-под навалившегося тела хозяина. Солдат тоже приподнялся, опираясь на руку, вглядываясь на просеку, и ещё какое-то время оценивал обстановку, а пёс, боясь издать лишний звук и прижав к боку лапу, дрожа с частым дыханием, глядел на хозяина выпученными глазами, из которых помимо его воли текли слёзы. Ему было страшно и нестерпимо больно, но пёс видел, что хозяин рядом, а значит всё должно быть хорошо. Страшно было и потому, что тот самый стон и хрип, который он только что услыхал от хозяина, был ему знаком. Пес помнил, как он помогал вытаскивать друга хозяина с поля боя. Тот, друг хозяина, был весь в крови и также стонал. Псу было страшно, потому что после этого случая он больше не видел того человека, а до этого они встречались каждый день на протяжении долгого времени.
      Солдат оторвал взгляд от лесной дороги и провел рукой по холке, а затем опустил руку к боку, где собаке было больно. Пёс поспешил отвести лапу и начал старательно вылизывать залитое кровью место.
    «Надо же, с горечью, произнес солдат, и тебе, дружище, досталось.  Идти-то сможешь?».
    Собака в напряжении посмотрела на хозяина. Что значит, смогу ли я идти? Да, а как иначе? И желая успокоить хозяина, пёс вскочил, и хотел было обежать солдата, но… задние лапы подкосила какая-то сила, а в боку резкая боль обожгла тело и пёс, скуля, рухнул. Он уставился на хозяина виноватым взглядом. «Подвёл», - пробежало в собачьей голове…
    Псу было больно, больно, страшно и стыдно.

                                                      ***
    «Опаньки, гляди-ка,  утка», - демонстрируя друзьям птичьи кости с утиным клювом, с неким задором разразился один из поисковиков. – «Да вы гляньте, тут она вся, жаль фотика нет. Скелет какой нетронутый, хоть в музей отправляй.
      У ног поисковика действительно находился скелет птицы, нетронутый ни лесным зверьем, ни вездесущими корнями.
    «А может и в шинели была птичка?».
    Разговор о живности прекратился, как только третий поисковик извлёк из-под небольшого корня застёгнутый ремень маленького размера.
    «Да нет, не может быть такой талии», - произнёс он, вертя ремень в руке, - «Может, вместо жгута использовали при ранении или переломе…».
    «Ну и везёт нам сегодня», - сказал другой, - «Животина в свёртке под проволокой, ремень не больше ошейника».
      Поисковики вдруг замерли и, уставившись на произнесшего слово ошейник, почти одновременно произнесли: - «Собака!».

                                                        ***
      Солдат стащил с тела скатку шинели, и, развязав узел, стал её раскручивать. Вместе с шинелью предусмотрительный боец закатал вторую гимнастерку, которая ему совершенно случайно перепала при последнем посещении банно-прачечного отделения. Растянув рукава гимнастерки, солдат скатал нательную часть трубочкой вокруг плеч гимнастерки. Получился достаточно длинный, широкий в середине, перевязочный материал. За неимением другого обмотал своё тело на уровне живота, куда угодили две пули автоматной очереди. Посмотрев на истекающего кровью пса, солдат достал из обмотки ножичек и принялся резать шинель по спине на две широкие ленты. Одну, в два оборота он разместил на теле собаки, а вторую обмотал вокруг себя.
      Отдышавшись, он принялся снимать проволоку, которая по солдатской смекалке, использовалась им для закрепления обмоток и ботинок. Закрепив обвязочный материал, солдат взял пса на руки, и, превозмогая боль, поднявшись, стал выбираться на просеку.

                                                        ***
      По осознанию находки останков, вероятно раненной собаки перевязанной частью солдатской шинели, работа поисковиков возобновилась. Раскопки приобрели совершенно новую волну поискового азарта. И дело не заставило долго ожидать результата.
    «Братва, снова шинелька пошла», - Смотрите, и здесь проволокой перемотано», - прервал рабочую тишину поисковик. Он поддернул новый свёрток, без лишней осторожности потянул его на себя, но через мгновение замер от неожиданности увиденного. Скреплённая прошитыми корнями ткань порвалась и открыла находившиеся в ней останки. Только на этот раз перед поисковиками из оставшейся в земле части шинели торчали человеческие ребра и позвонки.
    «Солдат…», - на выдохе приглушённым от неожиданности голосом, произнёс один, - «Видимо ремня не было, раз проволокой перевязался».
      «Это, ребята, скорее всего место ранения перевязано», - догадавшись, сказал другой поисковик.
      «И пёс, по-видимому, был перевязан частью шинельки, тоже, может, ранен был. Рядом лежат, стало быть, погибли вместе», - заключил третий.
                                                  ***
      Ни нести друга, ни идти самому дальше у солдата сил уже не было. Тело то горело, то обдавало непонятным холодом изнутри, то всего простреливала новая нестерпимая боль, будто новая пуля прошивала тело. Ноги становились ватными, невесомыми и не управляемыми. Солдат сошёл с лесной тропы и направился к нескольким высоким деревьям, за которыми, как он считал, сможет укрыться и передохнуть.
      «Вот здесь и передохнём немного. Тут нас не видно», - сказал солдат, опуская собаку на землю.
      Он сел под дерево, опёрся спиной на ствол, и, положив голову друга себе на ноги, поправил съехавшую повязку, а затем достал из кармана гимнастерки кисет.
    Пёс знал этот кисет как никакую другую хозяйскую вещь. Сам солдат не курил и кисет, этот прекрасный в собачьем понимании мешочек использовал для хранения лакомства, именуемого сахаром.
    Хозяин достал два кусочка, один из которых, положив на ладонь, протянул псу, а второй положил себе в рот.
    Пёс, несмотря на боль, слизнул сахар и, брызжа слюной, принялся разгрызать его, слизывая со штанов хозяина вылетающие из пасти мелкие кусочки крошащегося счастья. Во рту разлился сладкий вкус домашнего уюта, а по телу прокатилась теплая волна надежды на хороший исход происходящего. Хозяин погладил собаку по холке, откинул голову и уснул.
    Собака, поскуливая, смотрела на хозяина преданными и жалостливыми глазами. Таким уставшим хозяина ей ещё видеть не доводилось, а запах свежей крови, исходивший от тела человека, настораживал. Псу приходилось видеть людей, истекающих кровью, и он точно знал, что за этим следовало расставание с этим человеком. Но если расстаться с кем-то псу было не сложно, то вот расстаться с хозяином – это было вне понимания собачьего сознания. Пёс ещё раз взглянул на заснувшего хозяина, и, положив голову на его ногу, тоже прикрыл глаза и задремал.
    Уходя в неведомое пространство, толи сна, толи видений, пёс бежал с хозяином по залитому солнцем лугу, источающему тонкий сладкий медовый аромат разноцветных цветов.
    В другом видении хозяин кормит его множеством кусочков сахара, или крошит в его миску большие куски хлеба и заливает их из котелка похлёбкой с крупными мясными кусками тушёнки.
    Это было всё прекрасное, что испытал в своей собачей жизни пёс. И поверх всего, конечно, хозяин, треплющий его за шею, его полные любви и доброты глаза.
    Именно эту картину прервало неуёмное утиное кряканье в раннем летнем рассвете. Пёс поднялся, оглядел спящего хозяина и, пошатываясь, поплелся на звук кряканья. Внезапно в собаке проснулся охотник. Ей уже однажды приходилось помогать добывать дичь, и она знала, что это нравится хозяину. После той охоты псу перепала солидная порция наваристой похлебки.
    Обогнув кустарник, пёс увидел заводь, по которой совершенно безбоязненно плавала стая уток. Крадучись пёс вступил в заводь, которая оказалась совсем не глубокой. Утки вели себя совершенно спокойно.   
    Подкравшись на близкое расстояние, пёс изготовился и рванул, как только мог. Он вложил в этот прыжок все свои силы и умения. Но произошло то, чего пёс знать не мог. Едва в прыжке он оторвался от земли, как всё тело прошила ужасная боль, заставившая изогнуться в воздухе. Из пасти собаки вырвался скулящий хрип.
      Пёс рухнул в воду, и только сила толчка, да беспечность непуганых птиц довершили дело охотника. Пёс просто накрыл собой не успевшую взлететь птицу. Поставленная задача была выполнена автоматически.
      Скуля и волоча задние лапы, пёс полз назад, не выпуская из пасти добычу. Там, у дерева тот, ради которого это всё, тот, кому он нужен, тот ради которого он сделает всё.
      Солнце уже вскарабкалось на самую высь небосклона, когда обессиленный пёс, ослабив челюсти, положил птицу у ног хозяина. Он вспомнил сладкий вкус тающего в пасти сахара, и, собравшись с силами, подтащил ослабленное тело к руке хозяина. Лизнув её, пес ощутил прохладу, всё тело хозяина отдавало холодом.
      Пёс подсунул голову под хозяйскую руку, вспомнил родной голос, и ему даже показалось, что хозяин как обычно ласково потрепал его за ухом.   
      Собака закрыла глаза и изо всех сил помчалась по цветущему и ароматному разнотравью луга навстречу хозяину…

                                                        ***
      Солнце клонилось к закату, а на бревне, посередине четырехметрового по площади раскопа не спеша курили трое поисковиков. В полуметре от их лесной скамейки стояли два чёрных пакета с останками бойца Красной армии. На одном из них находился прозрачный пакетик, в котором горсткой лежали собранные пуговицы от двух гимнастерок, ременная солдатская пряжка, стеклышко от зеркальца, часть обломанной расчёски и кисет из тонкой кожи. Больше при солдате ничего не оказалось.
      А перед поисковиками, над старыми корнями уже не существующего дерева возвышался холмик, в который был вкопан деревянный крест, сделанный из двух связанных проволокой палок на который, как венок, был надет собачий ошейник. Под крестом лежала вырубленная топором дощечка, на которой можно было прочесть надпись: «Верному, безымянному другу».