Из зенитки по танкам, из танков в зенитку здесь стреляли в упор

[Raid]

Игорь Глинский,
подполковник запаса
военно-патриотический клуб «Скирмановские высоты».
фото автора, из архива Валерия Буланцева,
семейного архива Дыскиных и сети Интернет

Из зенитки по танкам, из танков в зенитку
здесь стреляли в упор

«Как будто вновь я вместе с ними стою на огненной черте
У незнакомого посёлка, на безымянной высоте» [43]

В документальном фильме 1982 года «Солдат» [33], посвященном Герою Советского Союза Ефиму Анатольевичу Дыскину, фронтовой корреспондент газеты «Красная звезда» Павел Иванович Трояновский цитирует по своим записям слова Маршала Жукова Г.К.: «Всем известны имена панфиловцев, Зои Космодемьянской и других бесстрашных воинов, ставших легендарными, гордостью нашего народа. В один ряд с ними я бы поставил подвиг рядового наводчика орудия 694 артиллерийского противотанкового полка Ефима Дыскина» [50]. Но, если легендарным 28 панфиловцам и Зое Космодемьянской посвящены серьёзные исторические изыскания, издано множество книг об этих Героях Советского Союза, опубликовано колоссальное количество статей и возведены мемориально-музейные комплексы на местах их подвигов, то имя и подвиг Ефима Дыскина до сих пор недостаточно широко известны. Совершённый 16 ноября 1941 года у разъезда Дубосеково подвиг 28 панфиловцев получил всенародную известность и после статей военного корреспондента Кривицкого А.Ю. обрёл своё сконцентрированное воплощение в чеканной фразе «Велика Россия, а отступать некуда, — позади Москва»[30]. Состоявшийся же всего через два дня у деревни Горки Рузского района в районе Скирмановских высот бой четырёх 37-мм зениток 3-й батареи 694 артиллерийского полка противотанковой обороны (694 АП ПТО) против авангарда немецкой 5-й танковой дивизии (ТД) не стал так широко известен, хотя первое сообщение о подвиге Ефима Дыскина было напечатано в газете «Вечерняя Москва» уже через 10 дней после боя, 28 ноября 1941 года: «На Волоколамском направлении бои шли день и ночь. Чтобы сломить сопротивление наших частей, немцы применили свою излюбленную тактику танкового прорыва. Никогда не будет забыт советским народом подвиг наводчика Дыскина. На орудие, которым командовал сержант Плохих, наступала большая группа немецких танков. Наводчик Дыскин быстро и точно наводил своё орудие на неприятельские машины. В результате первых же выстрелов он уничтожил 4 немецких танка, подошедших к орудию почти вплотную. Но сам Дыскин получил 4 тяжёлых ранения в спину. Отважный советский воин не покинул орудия и продолжал наводить его на врага, приблизившегося на 50 метров. Стреляя в упор, прямой наводкой, Дыскин уничтожил ещё 3 танка. Когда атака немецких танков была отбита, истекающий кровью Дыскин заявил своему командиру: «В борьбе с фашистскими захватчиками я отдал всё, что мог»[1]. После этого сообщения фамилия считавшегося погибшим наводчика больше не фигурировала в газетах до 12 апреля 1942 года, когда одним Указом Президиума Верховного Совета СССР [11] было (на три месяца раньше, чем легендарным 28 панфиловцам) посмертно присвоено звание Героя Советского Союза и прославленному генералу — Панфилову Ивану Васильевичу, и рядовому красноармейцу — Дыскину Ефиму Анатольевичу. К первой годовщине боя у деревни Горки в газете «Красная Звезда» 1 ноября 1942 года в статье Ильи Эренбурга «Евреи» появился абзац, посвящённый подвигу Ефима Дыскина: «Год тому назад немцы шли на Москву. Хаим Дыскин — сын крымских колхозников. Он учился в литературном институте. Когда началась война, Дыскину было семнадцать лет. Он пошёл на фронт добровольцем. У Можайска он увидел немецкие танки. Артиллерист Дыскин прямой наводкой разбил головной танк. Немцы выбежали из машины. Дыскин сам себе скомандовал: «Огонь по фашистам!» Раненый, он остался у орудия. Он был вторично ранен. Истекая кровью, он продолжал один отбивать атаку. Четырнадцать ран на теле, золотая звезда героя на груди, пять подбитых немецких танков — вот история семнадцатилетнего Хаима» [2]. Здесь Илья Эренбург зачем-то причислил бывшего брянского школьника Дыскина к крымским колхозникам, перенёс место боя за Можайск, сократил число подбитых танков с семи до пяти и уменьшил количество лет красноармейца Дыскина с 18 до 17, а также сделал акцент на том, что Дыскин в одиночестве отбивал атаку, что не соответствовало действительности. Там, где нужно было подчеркнуть сплочённость и взаимозаменяемость всех номеров расчёта зенитного орудия, Илья Эренбург выделил одиночество героя и так исказил действительные обстоятельства подвига, что это в итоге только помешало получить действительно заслуженную всенародную славу и самому Ефиму Дыскину, и всей 3-й батарее 694 АП ПТО, до последнего снаряда из последнего орудия выполнившей свою боевую задачу [22].
В вышедшем в 1943 году труде Маршала Б.М. Шапошникова «Битва за Москву» [17] на нескольких страницах описывается подвиг 28 панфилофцев, но ещё нет упоминания о Ефиме Дыскине.
В 1961 году в канун 20-летия победы под Москвой Маршал Советского Союза Г.К. Жуков в своём интервью «Литературной газете» в один ряд с легендарными панфиловцами и Зоей Космодемьянской поставил и Ефима Дыскина [12, 45, 50].
В 1964 году в военном издательстве МО СССР под редакцией Маршала Советского Союза В.Д. Соколовского вышла книга «Разгром немецко-фашистских войск под Москвой», в которой наравне с подвигом 28 панфиловцев уже описывается и подвиг Ефима Дыскина: «В ожесточённых боях 17 ноября личный состав 16 Армии проявил беспримерную стойкость и мужество. Как один из примеров следует отметить бессмертный подвиг в бою у дер. Горки /севернее Покровское / рядового 3-й батареи 694-го противотанкового полка Е.А. Дыскина. Орудие, одним из номеров которого был рядовой Дыскин, вело огонь по атакующим танкам противника. Их было около 20. Когда наводчик орудия был убит, солдат Дыскин встал на его место и меткими выстрелами подбил 4 танка. Будучи трижды ранен, он продолжал вести огонь, и подбил ещё три танка» [18]. Этот же абзац, слово в слово, мы найдем и в книге у Маршала артиллерии В.И. Казакова [24], который в ноябре 1941 года в звании генерал-майора командовал артиллерией 16 Армии. Возможно, оба Маршала просто процитировали представление к награждению Ефима Дыскина, написанное комиccаром 694 АП ПТО. [21] Добавлю, что рядовой Дыскин, как штатный номер орудийного расчёта, был правым наводчиком, осуществлявшим горизонтальную наводку орудия. Левый наводчик — красноармеец Гусев — осуществлял вертикальную наводку. Сопоставляя описания боя [12, 18, 24] с условиями местности, в которой проходил бой, становится очевидно, что, когда Гусев был убит и командир орудия Семён Плохих занял его место у штурвала вертикальной наводки, немецкие танки уже подошли на дистанцию прямого выстрела, тем самым своеобразно («Не было бы счастья, да несчастье помогло») упростив задачу прицеливания поредевшему расчёту 37-мм зенитного орудия: перед получением тяжёлого ранения Семён Плохих, исполнявший обязанности наводчика по вертикали, успел выставить орудийный ствол на стрельбу прямой наводкой, при которой снаряды не могли уйти выше башни того танка, на который правый наводчик Ефим Дыскин наводил бы по горизонтали последнее уцелевшее орудие 3-й батареи. «Только получив четвёртое ранение, герой, не выпуская из рук спускового орудийного шнура, упал, потеряв сознание» — так заканчивается описание боя в упомянутых выше книгах. [18, 24]. Исправлю допущенную там существенную неточность — огонь из 37-мм зенитного орудия, правым наводчиком которого был Дыскин, ведётся не рукой с зажатым в ней спусковым орудийным шнуром, а нажатием наводчиком ногой на гашетку, [15] о чём писал и сам Ефим Дыскин: «Я был ранен во второй раз — в поясницу и в третий раз — в левую голень. Ногу оторвать от гашетки я не мог: понял, что повреждена кость». [12] Вот полный рассказ о бое словами Ефима Дыскина: «В нашей батарее было четыре 37-миллиметровых орудия. Ещё до танковой атаки при артиллерийском и миномётном налёте две наши пушки вышли из строя, у третьей заклинило затвор. Бойцы из их расчётов погибли или были ранены. Не осталось и командиров. Вот такое начало того боя: не сделав ещё ни одного выстрела по врагу, мы понесли ощутимые потери – из четырёх орудий осталось только одно. Надо заметить, что у каждого зенитного орудия по штату полагалось иметь по два наводчика. Один производит горизонтальную наводку, другой – вертикальную. Огонь ведёт правый наводчик. Правым наводчиком у единственного уцелевшего орудия нашей батареи был я, и так вышло, что в том бою на мою долю выпала наиболее ответственная роль. Танковая атака началась сразу после массированного обстрела. Мы увидели два танка с белыми крестами на броне, двигавшихся на наше орудие. Командир орудия Семён Плохих дал команду занять свои места, подпустить вражеские бронированные машины на 250-300 метров и только потом открывать огонь. Мы следили за каждым метром движения танков. Трудно передать словами те чувства, которые в тот момент овладевают тобой. Это и страх, и ненависть к врагу, а главное – стремление успеть опередить врага, собрать все силы, чтобы точно, быстро и метко поразить его. Наступил момент действовать. Последовала команда – огонь! Я нажал гашетку. Первый же снаряд попал в цель, но я, по приказу Плохих, послал в поврежденный танк ещё один снаряд. Машина загорелась. Второй танк стал обходить её, и тут же был поражён метким выстрелом нашего орудия. В тот момент вблизи разорвался снаряд, а потом мина. Левый наводчик, Иван Гусев, был убит наповал. Я был ранен в левое плечо и увидел на полушубке проступающее пятно крови. В это время у нашего орудия появился полковой комиссар Бочаров. По его команде сержант Плохих занял место Гусева, а сам Бочаров принял на себя командование орудием. Тут же мы услышали его команду: «Танки справа!». Когда вспоминаю те мгновения, мне кажется, что весь огонь мощных средств, да и всё внимание противника сосредоточились на нашем единственном действующем орудии. Не было буквально ни одной секунды, чтобы на огневой позиции или рядом не рвались снаряды и мины. Теперь, как и прежде, главным оставалось опередить врага, быстрее и точнее выстрелить, оказаться проворнее, тверже, хладнокровнее. Не прорвавшись с ходу, немцы двинулись в обход. Подмерзшая земля позволяла им теперь маневрировать и на бездорожье. Три машины заходили на орудие с фланга. Нас разделяло метров пятьдесят. Мы использовали каждую оплошность врага. Один танк остановился, кажется, только на полминуты, чтобы произвести выстрел, но я успел в этот момент всадить в него два снаряда. Другой танк подставил под выстрел плохо защищенный бронёй бок, и тоже вспыхнул, а за ним и третий танк. Я был ранен во второй раз – в поясницу и в третий раз – в левую голень. Ногу оторвать от гашетки я не мог: понял, что повреждена кость. Убило подносчика снарядов Полоницына, был тяжело ранен Плохих – он сполз с сиденья рядом со мной. «Танки слева!» – услышал я голос комиссара Бочарова. Теперь мне стало особенно тяжело: надо было выполнять обязанности обоих наводчиков. Комиссар взял на себя обязанности подносчика снарядов. И снова стрельба прямой наводкой, почти в упор – кто быстрее. Меня ранило в четвертый раз. На орудие с другого фланга наползали два танка. Расстояние было не более 50 метров. Я отчетливо видел, как поворачивается его орудие. Промелькнула мысль: это конец. Едва слышу голос Бочарова: «Дыскин, скорее наводи!». Силы покидали меня. Неимоверным усилием удалось опередить врага, открыть огонь – я увидел ещё один столб черного дыма. Вслед за этим наступила тишина – я потерял сознание» [12].
Ниже мы ознакомимся с воспоминаниями и других участников боя. А пока разберёмся, почему для 5-й ТД вермахта оказалось так важно пройти своим танковым клином именно через деревню Горки. Всё дело в том, что через эту деревню проходила дорога, по которой передовые части 5-й ТД вермахта должны были пройти в деревню Ново – Рождествено и далее, на соединение с потрепанной в боях за Скирманово 10-й ТД вермахта,[44] чтобы затем совместными усилиями взять село Ново-Петровское и оседлать стратегически важное для наступления на Москву Волоколамское шоссе. А наша батарея из четырёх 37-мм зенитных орудий заняла позицию в деревне Горки на высоте 234.3 и преградила немцам эту дорогу в тыл оборонявшим село Скирманово и одноимённые господствующие высоты войскам Красной армии [40, 42, 44]. Для переброшенной из Африки под Москву 5-й ТД вермахта этот бой был первым серьёзным испытанием в России. Поэтому в журнале боевых действий (ЖБД) 5-й ТД вермахта [32] итоги боя за деревню Горки даже были удостоены восклицательного знака: «Gorki in eigener Hand!» — «Горки в наших руках!». Всего через пять дней в бою у деревни Головино [42] этот ЖБД 5-й ТД сгорит вместе со штабным автобусом: «23 ноября начинается для дивизии – особенно для историков в дальнейшем – с несчастья. В 1:30 сгорает автобус оперативного отдела дивизии, со всеми документами, касающимися восточного фронта с 11 сентября по 22 ноября». [32] В восстановленном позже ЖБД весь бой за Горки выглядит с немецкой стороны так: «Первый батальон 13-го стрелкового полка с двумя ротами залёг перед Горками под сильным оборонительным огнём. Только когда около 12:40 обвалившийся мост на пути следования восточнее Ивойлово сапёрами снова восстановлен и тяжёлое вооружение и танки смогли проследовать, чтобы сломить упорное сопротивление врага, Горки около 13:45 смогли взять. Потери дивизии 18 ноября: убито 4 офицера и 8 рядовых». [32].. Потерять столько убитыми (плюс ещё раненые, плюс не указанные здесь подбитые танки) за один день «победоносного» наступления для дивизии было ощутимо, но, так как по итогам боя деревня Горки 18 ноября 1941 года была всё же занята захватчиками, это дало им основание гордо записать в ЖБД 5-й ТД: «Теперь вся танковая группа взирает на «африканца» и видит в 5-й танковой дивизии ударный клин танковой группы при наступлении на Москву, который должен приводить решение в исполнение». [32] Накануне рассматриваемого нами боя за Горки командующий этой 4-й танковой группы генерал-полковник Гёпнер издаёт приказ по части о новом наступлении на Москву: «Время ожидания закончилось. Мы можем снова атаковать. Последняя линия обороны русских перед Москвой разбита. Мы должны остановить сердце большевистского сопротивления, чтобы закончить поход в этом году. Танковой группе выпало счастье нанести решающий удар. Поэтому все силы, весь боевой дух, твёрдую волю нужно объединить для безжалостного уничтожения противника. Встряхните войска! Оживите их дух! Покажите им цель, которая является славным заключением ожесточенных боёв и перспективой заслуженного для них отдыха. Ведите их с энергией и уверенностью в победе! Да пребудет с вами в сражении удача!» [32].
Интересно, что в тот же день в 16 Армию, противостоявшую вышеупомянутой 4-й танковой группе, пришёл свой, гораздо более короткий, приказ командующего Западным фронтом: «Предупредить всех командиров, что за самовольный отход и пропуск противника в тыл буду беспощадно расправляться с виновными. Ни шагу назад. Жуков». [28] Вот между какими приказами противоборствующих армий оказалась тогда деревня Горки. В Центральном архиве Министерства обороны (ЦАМО) рассекречены и стали доступны на портале «Память народа» [49] напрямую свидетельствующие о бое за деревню Горки документы, самые важные для установления истины фрагменты из них предлагаю теперь вашему вниманию:
В донесении ВОЕНСОВЕТУ 16 АРМИИ от 18.11.41 командир 18 СД полковник Чернышев П.Н. докладывал, что «ГОРКИ атакованы противником, силою свыше батальона с танками. После 3-х часового боя, которым лично руководил командир полка (здесь речь идёт о 1306 стрелковом полке), дер. ГОРКИ оставлена» [3].
Оперативная сводка штаба 18 СД к 9:00 19.11.41 сообщала, что:
«Противник наступая танками /до 170 штук/ и пехотой /до 2-х полков / овладел: ГОРКИ, НОВО-РОЖДЕСТВЕНО, РОЖДЕСТВЕНО. Танки противника продолжают сосредотачиваться в районе: ГОРКИ, НОВО-РОЖДЕСТВЕНО, РОЖДЕСТВЕНО» [4].
Оперативная сводка штаба артиллерии 16 Армии к 10:00 20.11.41 сообщала, что «694 АП ПТО уничтожил в боях 18.11.41 у д. Горки – 7 танков противника и до взвода пехоты.
ПОТЕРИ: 694 АП ПТО убито ст. начсостава — 1; бойцов — 2; ранено среднего начсостава — 5; младшего — 1; рядовых — 9. Разбито 37 м/м орудий — 3, автомашин ГАЗ-АА — три» [5].
Позже, согласно «Именному списку безвозвратных потерь начальствующего и рядового состава частей 16-й Армии» [6] станет известно, что за 18 октября в деревне Горки в 694 АП ПТО погибло и оставлено на поле боя 5 человек, пропало без вести 52 человека. Причём командир 1-го орудия 3-й батареи старший сержант Налдеев Алексей Петрович, получивший ранение в этом бою, считался пропавшим без вести, но он сумел самостоятельно выбраться с боевой позиции своего разбитого миномётным обстрелом орудия и после излечения воевал до Победы, после войны написал книгу о боях под Москвой «Опалённые вёрсты» [6; 16]. И командир 3-го орудия сержант Байкалов Иван Ефимович тоже считался пропавшим без вести в бою в деревне Горки 18.11.1941 года, но уже 23.11.1941 года он прибыл на Московский военно-пересыльный пункт [6, 38]. Так как Налдеев и Байкалов считались пропавшими без вести, то к заслуженным наградам за бой в Горках они не представлялись. Из подписанного же 20 декабря 1941 года заместителем командующего 16 Армии генерал-майором артиллерии Казаковым В.И. наградного листа на получившего ранение [10, 21, 22] в этом бою комиссара 694 АП ПТО Бочарова Ф.Х., мы узнаём и краткое описание подвига Дыскина: «Расчёт красноармейца наводчика Дыскина, на которого падала вся тяжесть боя, видя у своего орудия боевого комиссара, не дрогнул, отражая атаку за атакой врага, уничтожив в этом бою 7 танков противника. Только за два дня боев на рубеже Горки - Скирманово полком было уничтожено 17 танков и до роты пехоты противника. Военным Советом армии из состава полка представлено к правительственной награде 27 человек, в том числе наводчик Дыскин представлен к званию Герой Советского Союза. За проявленные боевые заслуги в борьбе с немецким фашизмом комиссар Бочаров достоин правительственной награды орден Красное Знамя» [10]. С учётом Бочарова за два дня боёв с танками в районе Скирмановских высот в 694 АП ПТО награждены 28 человек, что закономерно вызывает ассоциации с подвигом 28 панфиловцев [30].
7 подбитых орудием Дыскина танков фигурируют не только в представлении на орден у Бочарова, но также и в наградных листах командира 3-й батареи младшего лейтенанта Егорова Анатолия Ефимовича, командира орудия старшего сержанта Плохих Семёна Евстратовича, красноармейца-заряжающего Блинова Андрея Семёновича, красноармейца Лушина Фёдора Александровича («точно определял дистанцию и помогал стрельбе орудия»), красноармейца-корректировщика Соколова Михаила Михайловича и красноармейца-подносчика снарядов Журавлева Григория Ефремовича. [7].
Упомянутый в воспоминаниях левый наводчик Гусев [21] Владимир Гуськов [12; 22; 23; 31] в действительности числится в списке погибших и оставленных на поле боя в деревне Горки 18.11.1941 года как Гусев Петр Федорович, сержант, заместитель командира орудия.[6]. В списке награждённых он почему-то не значится, что несправедливо.
Записанные же мемуаристами фамилии заряжающих Дыскинского орудия Пленицын Ф.И. [21, 22] Планицын [23] / Гнедой [31] не числятся ни в списке погибших или пропавших без вести, ни в списке награждённых артиллеристов, что загадочно и требует дополнительного изучения.
На данный момент есть основания предполагать, что именно Плохих С.Е, Гусев П.Ф., Дыскин Е.А., Лушин Ф.А., Соколов М.М, Блинов А.А., Журавлев Г.Е. и были номерами расчёта зенитного орудия, которое подбило в одном бою семь танков.
Как человеку, интересующемуся военной историей и увлечённому военной археологией, мне давно стало важно узнать как можно больше об этом ярком эпизоде битвы за Москву. Количество указанных в документах уничтоженных / подбитых танков, разбитых орудий и машин [5] вселяло уверенность, что в земле на месте этого боя обязательно должны сохраниться свидетельства времён Великой Отечественной. Следов войны в земле действительно оказалось много и потребовались годы поиска для установления точного местонахождения расположения зенитной батареи и орудия Семёна Плохих, в расчёте которого правым наводчиком воевал и стал Героем Советского Союза Ефим Дыскин.
Той самой деревни Горки, у которой был совершён подвиг, уже не существует, исчезло её название и с топографических карт Генерального штаба, но в них до сих пор указывается безымянная высота 234 (бывшая на картах военной поры высотой 234.3), где держала оборону 3-я батарея. Когда спустя 70 лет после того боя я впервые очутился у этой высоты на месте бывшей деревни, то увидел зарастающее деревцами поле, обрамленное лесом и речкой Разварня, живописный пруд с пиявками и лягушками и несколько переживших войну дубов. Собственник земли, увы, даже не слышавший о подвиге Ефима Дыскина, не возражал против проведения поиска, и я приступил к раскопкам. Земля звенела от металлических фрагментов разнообразной деревенской утвари и всевозможного сельхозинвентаря исчезнувшей деревни, остовов угольных утюгов, обломков от самоваров и деталей от звучавших здесь некогда гармошек, всевозможных замков, подков и клочков от разодранных медных окладов икон. Изредка попадались медные царёвы монетки, пропущенные посещающими эти места энтузиастами поиска «сокровищ». В один из дней удалось обнаружить там и орден «Материнская слава» III степени, вручавшийся в СССР матерям, родившим и воспитавшим семь детей [51]. Орден лежал в слое земли поверх осколков и винтовочных гильз. Щемящее чувство – стоять с материнским орденом на ладони посреди исчезнувшей, а когда-то многолюдной деревни, пришедшей в упадок и запустение уже в послевоенное время.
При большом количестве разнообразного металла в земле дни и годы поиска пролетали быстро, выезд следовал за выездом, и вот начали попадаться здоровенные остовы от 150-мм мин немецкого шестиствольного миномёта-небельверфера в виде выгоревших пустых головных частей этих крупнокалиберных мин. Дальнейший поиск показал, что немцы стреляли достаточно метко, большинство мин накрыло позицию нашей батареи или упало поблизости. Вместе с шестиствольными миномётами так же успешно стреляли по батарее и 150-мм немецкие тяжёлые полевые гаубицы s.F.H.18. Части латунных головных взрывателей с сохранившимися клеймами AZ 23 (0.8) umg и осколки с ведущими поясками от снарядов этих гаубиц также были найдены на высоте, где располагалась 3-я батарея.
Когда среди прочего железа стали попадаться обломки от характерных алюминиевых обойм на пять снарядов к советской 37-мм автоматической зенитной пушке 61-К, это стало первым подтверждением, что позиция батареи находилась именно здесь. Последовали ещё десятки разнообразных сигналов металлодетектора, я копал, как заведённый, отсеивая железный сор и продолжая поиск, пока позеленевшая за десятилетия нахождения в земле стрелянная латунная гильза от 37-мм зенитки наконец-то не оказалась в моих подрагивающих от напряжения и волнения руках. Увидь тогда моё состояние Генрих Шлиман, он улыбнулся бы понимающе, ведь эта латунная гильза для меня была столь же бесценна и долгожданна, как для него золото Трои. Оттираю с гильзы налипшую землю и зачарованно гляжу на четкие клейма 1941 года на донышке. Здесь, здесь всё это было, тут шли и не прошли тогда немецкие танки! Картина боя стала проясняться: из-за покатого склона холма от речки Разварня вверх, вдоль вымершей тогда деревенской улицы выползали танки и оказывались на прицеле у Дыскина фактически на дистанции прямого выстрела, и последняя уцелевшая после артиллерийского налёта фашистов зенитка третьей батареи била их отсюда прямой наводкой до полного израсходования своего боекомплекта. Вот и вторая 37-мм гильза лежит на лопате, вроде можно теперь и дух перевести, но я одержимо ставлю обретённые гильзы на полевой камень и лихорадочно отмеряю шагами 50 метров в сторону наступавших тогда танков в пусть наивной, но отчаянной надежде здесь и сейчас же найти подтверждение результативности меткой стрельбы Ефима Дыскина.
И в тот особенный день первого прикосновения к очевидным свидетельствам боя советских зенитчиков с немецкими танками мне действительно удалось поднять там и танковый трак – звено гусеницы от немецкого танка Pz-II. Позже тут будут выкопаны и другие танковые траки, одиночные целые и с боевыми поврежденниями от танков Pz-III/Pz-IV, а от танка Pz-II и россыпью, и половинками, и в сцепках по 2, 3 и 7 траков, но тот, первый, стал своеобразной вехой, важным моментом поиска, когда наконец-то удалось находками установить место расположения боевой позиции третьей батареи 694 АП ПТО в деревне Горки. Благодаря извлекаемому из земли металлу картину боя стало теперь возможно детализировать. Самым же главным итогом того дня и, в общем, всего дальнейшего поиска стало подтверждение находками реальности произошедшего здесь результативного боя, который из изрядно мифологизированного за послевоенные годы события снова является конкретным выдающимся подвигом, вошедшим в боевые сводки ноября 1941 года. Пора внести ясность и в саму дату боя, общепринятую как 17 ноября 1941 года [18]. В упоминавшейся выше Оперативной сводке штаба артиллерии 16 Армии от 20.11.41 года [5] датой боя называется 18.11.41 года. И именно за бой, который состоялся 18 ноября 1941 года, как следует из наградных листов, указывающих эту дату, удостоены боевых наград артиллеристы 694 АП ПТО [7] и их боевой комиссар [9]. Та же дата, 18 ноября, указывается и со стороны вермахта в ЖБД немецкой 5-й ТД на странице, описывающей бой и взятие деревни Горки. [32] Всё это позволяет однозначно утверждать, что артиллеристы третьей батареи 694 АП ПТО приняли бой у деревни Горки не 17, а 18 ноября 1941 года. Чтобы не разрывать связь с уже исторически закрепленной датой, имеет смысл в дальнейшем при указании даты боя и подвига Ефима Дыскина использовать следующее написание: 17/18 ноября 1941 года.
Сам Ефим Анатольевич Дыскин отмечал, что «Наша память, увы, несовершенна. Человеческая память как таковая не является застывшей, неизменной. Память – это процесс, и она обогащается за счёт дополнительных воспоминаний, а главное – вновь и вновь подвергает ушедшие годы новому осмысливанию. Что вполне понятно, учитывая возраст, новые знания, встречи и впечатления. Поэтому и мои воспоминания о Великой Отечественной войне полностью подвластны этим законам, и я даю себе отчёт в их несовершенстве и фрагментарности», [12]. Признавал, что он «спустя годы многое о событиях у деревни Горки узнал из воспоминаний Маршала артиллерии В.И. Казакова, командовавшего в то время артиллерией 16-й армии, [52] из публикаций фронтового корреспондента «Красной звезды» П. Трояновского, [27] из воспоминаний Маршала Советского Союза К.К. Рокоссовского и интервью, которое дал «Литературной газете» в канун 20-летия Победы под Москвой Маршал Советского Союза Г.К. Жуков». [12].
Никого из вышеперечисленных Е.А. Дыскиным уважаемых мемуаристов не было у деревни Горки 17/18 ноября 1941 года, поэтому для установления наиболее достоверной последовательности событий предлагаю рассмотреть опубликованные воспоминания непосредственных участников того боя. Воспоминания Е.А. Дыскина уже процитированы выше, теперь обратимся к воспоминаниям бывшего командира 2-го орудия 3-й батареи 694 АП ПТО, Соколова Василия Васильевича, награждённого за тот бой орденом Красное Знамя. Воспоминания опубликованы Московским Государственным университетом в 2000 году в статье профессора Соколова В.В. «Моя работа на философском факультете в предвоенные и послевоенные годы» [14]. Эти воспоминания были дополнены самим Соколовым В.В. 19 октября 2012 года в его беседе с Найденкиным М.С. в рамках проекта «Устная история». Запись этой беседы «О боях под Москвой, присоединении ИФЛИ к Московскому университету и советских академиках». [15] вышла 20 февраля 2018 года, к сожалению, уже после смерти Соколова В.В.
И вот как рассказывал об этом бое Соколов В.В: «Бой был тяжёлый. Мы расставили орудия соответствующим образом. Ещё не успели присмотреться — налёт мин, такой звук неприятный, ужасный звук был. И они сумели попасть в сам штаб батареи. У нас была третья батарея, а в полку было четыре батареи. Наша была третья и поставлена была на очень боевое место. Четыре орудия, но одному орудию мы не доверяли: там командир был не очень опытный, почему-то его поставили. Три наших орудия вывели вперед. Где танки сосредотачивались, известно было, и они уже показывались на опушке леса, а этот был далеко сравнительно от наших орудий. Выбыло почти всё командование. Был ранен командующий батареей. Был серьезно ранен политрук. А два командира взводов, по-моему, легко раненные. Некоторый элемент всё-таки был растерянности, но там сумели, (кто-то там оставался, в этом штабе), позвонить в штаб полка, и прибыл комиссар полка — боевой такой мужик, молодой, Бочаров Федор Хрисанфович. Когда прибыли комиссар и заместитель командира полка, они стали командовать. Танки показались. Моё орудие — второе. Первое орудие было Зверева, третье орудие — Байкалова. Открыли огонь по танкам. Конечно, стрелять по танкам — это не по самолётам. Оно и легче, и…как сказать? Самолёт — он вон где, в небе, а здесь каких-нибудь двести метров, триста метров максимум. Всё-таки хорошо мы их осадили, танки. Они на рожон не лезли, и только вот в этот раз подались. Загорелись, вертеться стали на перебитых гусеницах и отступили. Так они взяли в оборот минами наши орудия, что разбили третье орудие. К первому орудию пополз от командования заместитель командира полка Королёв, и его снайпер, что ли, или осколок… У самого орудия он был убит. Орудия друг от друга стоят метров на тридцать, так что за тридцать метров. А к нам уже сумел подползти комиссар — полковое начальство. Всё-таки мы их осадили, сколько-то побили. Они отпрянули в лес, на опушку. А мое орудие удалось им подбить. Один коллиматор разбился. Стрелять без него нельзя. Тут некоторое было затишье. Мы им воспользовались, сумели это орудие отвести. Комиссар приказывает моему расчёту ползти к последнему орудию, на которое не было надежды особой, но оно оставалось. Немцы о нём не подозревали — оно не стреляло. Если стреляет орудие, они его быстро засекают, и начинается обработка минами. Сгрудились мы вокруг этого орудия. Для обороны у нас были ещё гранаты, бутылки, карабины. И эта группа танков, то есть несколько их, шесть-семь-восемь штук. Они решили: раз эти три орудия замолчали / два из них они подбили, одно отвести удалось /, значит, откинули. Тогда двинулись автоматчики. Немного их было — двое-трое автоматчиков немецких, может быть, и побольше. Двинулись автоматчики. И вот тут-то они попали под кинжальный огонь этого последнего орудия. Уже каких-нибудь сто, пятьдесят метров, и это много… Загорелись, заплясали, когда перебивается гусеница. Они тут стали расползаться. Два-три танка на улицу выползли этой деревни Горки, и они отпрянули в лес. Орудие это стреляло до исчерпания патронов. Стоял рядом комиссар, командовал с револьвером в руках. Команду отдал: «Гранаты бросить! Бутылки!» Да, я бросил гранату. Я уж не знаю, как далеко, метров пятьдесят, что ли, было. Взорвалась граната. Разорвало его гусеницу. Он завертелся, перестал стрелять. Несколько танков подбили, один из них завертелся. Когда снаряды выпустили, делать нечего — надо отступать, Наводчик по горизонтали — он основной для танка. И наводчик Ефим Дыскин, получил четырнадцать осколков. Комиссар сказал: «Ну, будем отступать». Что касается Дыскина, он всё-таки как наводчик поработал отлично. «Война есть господство неожиданного», как говорил Фукидид, историк Пелопоннесской войны. Вот если бы это орудие так не поставили и не надеялись… Оно и заработало, когда уже решили — всё, разбита вся батарея, и пошли в открытую, близко. Нарвались на этот огонь, на гранаты, на бутылки. Вот это был драматический момент под Москвой». [15].
Ещё одно заслуживающее внимания описание боя представлено в книге Маршала артиллерии Константина Петровича Казакова «Всегда с пехотой, всегда с танками». [22] Бой у деревни Горки 17/18 ноября 1941 года записан Казаковым К.П., судя по деталям, со слов ещё одного непосредственного участника и героя описываемых событий, комиссара полка Бочарова Фёдора Хрисанфовича. И это описание боя в основном согласуется с подробностями, отмеченными Соколовым. Вот только несколько цитат из этой книги: «Прямым попаданием по наблюдательному пункту был выведен из строя почти весь находившийся на нём командный состав батареи. Тяжёлые ранения получили командир батареи лейтенант А.Е. Егоров, политрук Головцев, командир взвода младший лейтенант Белованенко. Артиллерийским снарядом было разбито 4-е орудие сержанта Байкалова, а сам он убит. Вскоре прямое попадание мины вывело из строя 1-е орудие старшего сержанта А.П. Налдеева (в воспоминаниях Соколова В.В. это орудие упоминается как орудие Зверева). Автоматной очередью был сражён капитан Королёв…» [22]. Далее по ходу боя, после гибели заместителя командира 694 АП ПТО капитана Королева, в книге Казакова К.П. рассказывается, как комиссар Бочаров взял на себя командование батареей, находясь у орудия сержанта Соколова, занимавшего «особенно выгодную позицию для стрельбы по танкам». [22] Но после того, как у пушки Соколова заклинило затвор (по воспоминаниям самого Соколова – разбило коллиматорный прицел) и это орудие по команде комиссара Бочарова было эвакуировано, весь оставшийся в строю личный состав батареи по приказу Бочарова обеспечивал оборону гранатами, бутылками с горючей смесью и карабинами огневой позиции последнего оставшегося в батарее исправного орудия, говорится далее в книге. Напомню, что этим орудием командовал сержант Плохих, а правым наводчиком был красноармеец Дыскин, уже обстрелянный солдат, получивший боевой опыт при отражении фашистских авиационных налётов в составе расчёта своей зенитки [12].
Отложим пока книги и перенесёмся непосредственно на место, где проходил бой. В ходе раскопок выяснилось важное обстоятельство, что орудие Дыскина в деревне Горки находилось в глубине обороны на левом фланге батареи, а орудия батареи располагались на местности по дуге с расстоянием 25-30 метров между орудиями. Из-за особенностей рельефа местности танки во время предыдущей атаки не появлялись на линии прицеливания зенитки Дыскина и поэтому находившийся на своих местах в полной боевой готовности орудийный расчёт (обязанности выбывшего из строя при миномётном обстреле подносчика принял тогда на себя заряжающий Ф. И. Пленицын) [22] не открывал преждевременного огня, что определённо свидетельствует о хорошей воинской выучке и выдержке зенитчиков. А когда после очередного миномётного обстрела немецкое командование решило, что сопротивление батареи подавлено, и танки самоуверенно вошли в сектор обстрела молчавшей до поры зенитки, она неожиданно для них открыла свой кинжальный огонь прямой наводкой. Как ранее в своих первых боях не дрогнули зенитчики 3-й батареи перед пикирующими самолётами, [12] не сплоховали они в час своего подвига и перед наступающими танками, поразив в итоге два танка перед своей огневой позицией (шедших вдоль деревенской улицы), три танка с правого фланга (наступавших со стороны, где ныне располагается пруд) и два танка с левого фланга (со стороны хорошо тогда промёрзшего поля, и сейчас располагающегося левее грунтовой дороги, служившей ранее деревенской улицей). Подбив семь танков в одном бою из 37-мм зенитного орудия, Ефим Дыскин и третья батарея 694 АП ПТО вошли в летопись боевой славы России. Подчеркну, что по свидетельствам участников боя 17/18 ноября 1941 года у деревни Горки Соколова В.В, Налдеева А.П., Дыскина Е.А., [12, 21, 22] очень важным и своевременным оказалось появление на поле боя полкового комиссара старшего политрука Бочарова Фёдора Хрисанфовича вместе с заместителем командира 694 АП ПТО капитаном Королёвым Степаном Федоровичем [21, 22]. После гибели капитана Королёва всю полноту командования третьей батарей в сложившихся обстоятельствах принял на себя старший политрук Бочаров. Именно под его началом удалось эвакуировать повреждённое в бою орудие старшего сержанта Соколова в деревню Мамошино, где располагался штаб полка и организовать оборону огневой позиции последней уцелевшей зенитки, которой командовал (до того момента, как ему пришлось занять место убитого левого наводчика Гусева) старший сержант Плохих. До полного израсходования боеприпасов правый наводчик Дыскин, будучи неоднократно ранен, не оставлял своего боевого поста и, истекая кровью, метко стрелял по наступающим танкам. Когда же снаряды закончились, а орудие получило повреждение, старший политрук Бочаров принял своевременное решение, и по его приказу орудие было подорвано, израненный Дыскин эвакуирован в медсанбат, а личный состав батареи был выведен из-под губительного обстрела и передислоцировался на позиции своего полка в деревне Мамошино. Убитых товарищей тогда вынужденно пришлось оставить на поле боя. Именно их каски видны на могильном холме за зенитным орудием на фотографии, сделанной захватчиками 19 ноября 1941 года в деревне Горки (снимок из архива историка Московской битвы Валерия Буланцева).
Раскопки на месте расположения боевых позиций орудий 3-й батареи и найденные при этом в разных местах стреляные гильзы 37-мм зенитных орудий свидетельствуют, что огонь в начале боя вели по немцам несколько орудий. При этом, судя по особенностям местности и по оказавшимся в земле фрагментам немецкой техники, метким огнём зенитчиков одного из первых трёх орудий батареи в начале боя было уничтожено немецкое самоходное орудие в виде полугусеничного тягача Sd.Kfz.10/4 с установленным на нём 20-мм зенитным орудием FlaK 30, поддерживавшим немецкую атаку. В недосягаемом для зенитки Дыскина секторе обстрела найдены стреляные 2-см гильзы, опорные катки с отлично сохранившимся клеймами фирмы Континенталь на каучуковых ободах, обрезиненная накладка на трак, ступицы опорных катков, ступичные крышки, фрагменты лобовой рамы, многочисленные обломки и целые фрагменты боевого полика этой самоходки, оторванный фаркоп и стандартный регистрационный автомобильный номер вермахта с характерным для данного самоходного орудия кронштейном крепления. Далее, судя по находкам, после того как от полученных повреждений замолчали три орудия батареи из четырёх, атакующие подразделения вермахта при вынужденной передышке и перегруппировке использовали для прикрытия своих действий скат холма, обращенный к речке Разварня. У защитников деревни Горки не было миномётов, поэтому за гребнем этого холма немцы были недосягаемы для нашего огня. Под этим холмом немцами и оказывалась помощь их раненым и осуществлялась погрузка вышедших из строя солдат на грузовики для эвакуации в тыл. На уже заснеженном тогда покатом склоне под колеса грузовиков подкладывали стояночные башмаки. Один из этих железных стояночных башмаков остался тогда здесь и был откопан мною. Рядом с ним был выкопан и стандартный колесный диск, использовавшийся на грузовиках вермахта грузоподъёмностью 1,5 тонны, неподалеку лежала характерная штатная кузовная стальная лесенка на три ступеньки, по которой немецкие солдаты забирались в кузов грузовых автомобилей Henschel 33D. Эту лесенку захватчики видимо уронили в снег тогда, когда открыли борт для погрузки своих раненых и не подобрали при закрытии борта. Но не только имущество и время теряли здесь захватчики, понесли они тогда и другого рода потери. Тела погибших в деревне Горки немецких солдат они вывозили для захоронения на кладбище в расположенное недалеко село Покровское, но при погрузке на грузовик с тела одного из убитых в том бою упала в землю деревни Горки половинка немецкого личного опознавательного знака. Теперь эта половинка жетона военнослужащего 4-й роты 170-го пехотного запасного батальона вермахта, с первой группой крови и личным номером 5105, погибшего в бою 17/18 ноября 1941 года за деревню Горки, является ещё одним подтверждением ожесточённости того боя, в дополнение к сотням поднятых из земли деревни Горки разнообразных фрагментов, деталей, обломков, осколков, гильз и прочих следов военной поры.
Основная часть деталей от немецких танков Pz-II (найдены многочисленные траки от них и стреляные гильзы от танковых 2-см орудий, а также бензонасос Solex), и танков Pz-III (найдены траки от них, крупные фрагменты звездочки ведущего катка, ступичная крышка опорного катка, крышка сальника ступицы опорного катка, фрагменты амортизатора опорных катков, детали трансмиссии, гильзы от немецкой танковой пушки 5-см KwK, штатный буксировочный палец танка Pz-III) была поднята в радиусе от 50 до 200 метров от боевой позиции зенитки Дыскина. В пределах ста метрового радиуса также были найдены разбитые немецкие каски и обрывки алюминиевых ободов от этих касок с клеймами производителей, а также детали от немецких мотоциклов и тягачей. Подбитые танки эвакуировались с поля боя полугусеничными тягачами вермахта, в том числе и восьмитонными тягачами Sd.Kfz7, которые также потеряли в здешней земле свои траки и накладки на них. А от самого мощного немецкого восемнадцатитонного полугусеничного тягача Sd.Kfz.9 тут остались четыре ступичных крышки колоссального размера и крупный фрагмент покрышки колеса с характерным рисунком протектора.
Наверное, самыми важными для рассматриваемой истории являются найденные на левом фланге боевой позиции 3-й батареи изувеченные взрывом фрагменты советской 37-мм автоматической зенитной пушки образца 1939 года. «По приказу комиссара полка орудие было подорвано», утверждается на 47-ой странице в упоминавшейся выше книге Маршала артиллерии К.П.Казакова «Всегда с пехотой, всегда с танками» [22]. Наглядным подтверждением выполнения этого приказа комиссара являются разлетевшиеся при подрыве на десятки метров от боевой позиции фрагменты зенитки Дыскина: толстый металл казенной части орудия разорван на множество фрагментов, клин затвора погнут, направляющий желоб для стреляных гильз вырван со своего места вместе с проушинами крепления, также вырваны кронштейны для коллиматорного прицела, сорван прибор для введения поправок на пикирование / кабрирование, оторван от орудийного ствола пламегаситель, разбиты и сорваны лючки, через которые расчёт обслуживал механизмы орудия, посечены осколками обломки штурвалов наводчиков орудия. Эти и другие детали зенитки лежали в земле вперемешку со стреляными гильзами, разломанными снарядными обоймами на пять 37-мм выстрелов, смятой крышкой солдатского котелка и разорванной алюминиевой солдатской кружкой с клеймами завода «Красный выборжец», элементами амуниции. Самой же впечатляющей находкой из всех, найденных на высоте, своеобразным «Розеттским камнем», дающим нам ключ к пониманию ожесточённости того смертельного боя зенитчиков с танками, стал крупный фрагмент правой стороны ствольной коробки разорванного взрывом зенитного орудия. Как известно, именно с этой стороны орудия крутил свой штурвал наводки по горизонтали правый наводчик Ефим Дыскин. Сантиметровой толщины металл ствольной коробки зенитного орудия вырван со своего места и выгнут взрывом, как и другие фрагменты погибшего орудия, но, кроме этого, он ещё и пробит бронебойным немецким танковым снарядом калибра 5 см. Чёткая окружность пробоины от 5-см снаряда и угол его входа справа в ствольную коробку зенитки говорят о том, что меткий выстрел был произведён прямой наводкой бронебойным снарядом из подошедшего очень близко танка Pz.Kpfw. III. Стрелял именно танк, так как подтащить туда пушку 5 cm Pak. 38, немцам не позволил бы ни рельеф местности, ни огонь стрелкового оружия красноармейцев, обеспечивающих прикрытие боевой позиции зенитного орудия. По всей видимости, в зенитку снаряд попал тогда, когда расчёт нашего последнего остававшегося в 3-й батарее исправного зенитного орудия израсходовал весь свой боезапас, а израненный Ефим Дыскин уже терял сознание от потери крови на своём месте правого наводчика. Танковый снаряд пробил и повредил у орудия тормоз отката, тем самым сделав невозможным дальнейшее ведение огня из зенитки. Исполнившее свой долг и получившее боевое повреждение орудие по приказу комиссара Бочарова было подорвано и не досталось врагу, но осталось непобеждённым, своеобразно повторив этим судьбу легендарного крейсера «Варяг».
«На высотке, никак не названной и вошедшей потом в историю под именем «Безымянная», стояла маленькая 37-миллиметровая зенитная пушка» [21] — на своей боевой позиции у деревни Горки, на одной из бесчисленных безымянных высот Великой Отечественной войны, приняла бой и погибла зенитка Ефима Дыскина, и поэтому именно эта высота для нас уже не безымянная, она может обрести имя, заслуженно стать Дыскинской высотой. Весь этот бой по праву героев должен остаться в народной памяти одним из ярких эпизодов битвы за Москву. Остаться таким, каким он был на самом деле, ведь настоящий подвиг не нуждается в приукрашивании и добавлении неподтверждённых подробностей [46, 50], которых немало добавилось за послевоенные годы. Нет смысла даже критиковать бытующие фантастические утверждения из разряда «в одиночку подбил семь танков, сам подносил снаряды, сам заряжал, сам себе командовал и всё это в присутствии то лично Г.К. Жукова, то адьютанта К.К.Рокоссовского, наблюдавших за боем». Хотя, раз подобные былинные подробности появляются, это всё же свидетельствует о том, что память о подвиге живёт!
Зенитная артиллерия – это вершина артиллерийского искусства, где высокотехнологичные орудия, сложные баллистические расчёты, большое время подготовки номеров расчётов, где требуемая скорость и точность ведения огня достигаются за счёт слаженной самоотверженной боевой работы всех номеров орудийного расчёта. Не от хорошей жизни в 1941 году советскому командованию приходилось ставить зенитные полки на пути немецких танковых дивизий, трагически не хватало тогда у нас противотанковой артиллерии. Маршал артиллерии Казаков В.И. уже после войны рассказал, при каких обстоятельствах 694 АП ПТО оказался в 16 Армии: «Почти вся противотанковая и дивизионная артиллерия 316-й дивизии была потеряна. Положение было катастрофическое. Вечером 25 октября я доложил К. К. Рокоссовскому, что на следующий день некому будет отражать атаки вражеских танков. Это было действительно так. Рокоссовский тут же позвонил командующему фронтом Г. К. Жукову. За ночь к нам перебросили из Московской зоны обороны три зенитных артиллерийских полка, вооруженных 37-миллиметровыми пушками. Присланные ночью зенитные полки утром следующего дня сослужили нам большую службу, так как танки противника снова пошли в наступление. Однако, причинив большой ущерб врагу, зенитные полки сами почти полностью потеряли боеспособность. Опять надо было обращаться в штаб фронта за помощью. Командарм поручил этот разговор мне. Я позвонил командующему артиллерией фронта генералу И.П. Камера. Пришлось выслушать очень много упрёков, но к утру мы всё же получили еще два полка 37-миллиметровых зенитных пушек. Нельзя сказать, что они представляли собой очень надёжное средство для борьбы с танками, но ничего другого нам дать не могли — мы и этому были рады». [39] При этом в 16 Армии благодаря генерал-майору Казакову В.И. была хорошо организована подготовка артиллеристов, достигалась взаимозаменяемость номеров расчётов в артиллерийских подразделениях, артиллеристы были готовы останавливать танки всем имеющимся в наличии оружием, вплоть до гранат и бутылок с горючей смесью [15], лишь бы не дать фашистам дойти до Москвы.
28 артиллеристов 694 АП ПТО получили за ноябрьские бои 1941 года государственные награды, получивший посмертно высокое звание Героя Советского Союза Ефим Дыскин выжил и стал олицетворением подвига всей 3-й батареи. Израненный солдат нашёл в себе силы подняться с госпитальной койки и выучиться на врача, вырасти до генерал-майора медицинской службы, стать доктором медицинских наук, профессором, заслуженным деятелем науки Российской Федерации. Два десятилетия возглавлял Е.А. Дыскин кафедру нормальной анатомии Военно-медицинской академии имени С. М. Кирова в Ленинграде. Под его руководством стали разрабатываться такие новые научные направления как морфология огнестрельной раны и воздействие на организм экстремальных факторов (гравитационные перегрузки, импульсные ускорения, гипербарическая оксигенация) [44, 53]. Это стало возможным потому, что в ноябре 1941 года артиллеристы-зенитчики 3-й батареи, наравне с легендарными 28 панфиловцами, выполнили свою боевую задачу, которая под Москвой была одна на всех – измотать фашистов в оборонительных боях, обескровить, выбить танки. Всех нас, живущих сейчас, они тогда защитили своими, не имеющими щитов, 37-мм пушками. Бессменным часовым у боевой позиции героической батареи стоит на высоте величественный дуб. К очередной годовщине боя в 2019 году рядом с дубом на этой Дыскинской высоте на средства Олега Михайлова по инициативе Сергея Докучаева и Валерия Буланцева установлен монументальный памятный знак, вошедший в маршрут военно-патриотической тропы памяти «Рузские рубежи», созданной членами военно-патриотического клуба «Скирмановские высоты» и поискового отряда «Надежда» [35, 36, 37]. Теперь у каждого есть возможность побывать у памятного знака на месте боя у исчезнувшей деревни Горки и почтить память наших воинов. Ведь герои и их подвиги живы, пока жива память о них. И мы, помнящие, прикасаясь к их бессмертию, несём эстафету Памяти. В наших силах не дать ей прерваться.

Фото 1. Схема расположения.
Фото 2. Танк Pz.Kpfw. IV Ausf.F из 5-й танковой дивизии вермахта преодолевает водную преграду под Москвой Ноябрь 1941.
Фото 3. Немецкая САУ siG 33 (sf) на базе Pz.Kpfw. I Ausf. B («Бизон»), тактический номер 704, из состава 5-й танковой дивизии вермахта.

[Raid]

Фото 4. Дыскин Е.А.
Фото 5. Старший политрук Бочаров Ф.Х.
Фото 6. ЖБД 5 ТД вермахта. Горки оригинал.

[Raid]

[Raid]

Фото 7. Колонна танков 31 танкового полка 5 ТД.
Фото 8. 37-мм орудие 290-й стрелковой дивизии РККА на позиции в Щёкино 29.10.1941 Олег Кнорринг.
Фото 9. Расчет советских зенитчиков ведет огонь прямой наводкой из 37-мм автоматической зенитной пушки образца 1939 года (61-К) в районе Данцига.

[Raid]

[Raid]

14.Донце гильзы от 37-мм зенитного орудия, правым наводчиком которого был Ефим Дыскин. Видны клейма 1941 года на донце и на капсюльной втулке. Фото автора.

15. Первые найденные гильзы от Дыскинского 37-мм зенитного орудия и трак от немецкого танка Pz-II. Закрытая стеной леса, вдали располагается деревня Козлово. Фото автора.

16. Колесный диск с повреждением и смятая крышка от советского солдатского котелка на нём. Такие колесные диски стояли на повозке 37-мм зенитного орудия 61-к и на автомобилях ГАЗ-АА, которыми это орудие перевозилось. Фото автора.

[Raid]

17. Ступичная крышка от опорного катка немецкого танка Pz-III. Фото автора.

18. Оторванный пламегаситель ствола 37-мм зенитного орудия рядом с целым орудием. Фото автора.

19. Повреждённая направляющая для подачи снарядов в магазин зенитного орудия. На фоне целого орудия. Фото автора.

[Raid]

32. На фотографии в левом верхнем углу корпус от механизма вертикальной наводки 37-мм зенитного орудия, в правом нижнем углу разбитая звёздочка ведущего катка немецкого танка Pz-III. Фото автора.

33. Вырванная взрывом вместе с кронштейнами крепления направляющая для экстрагированных гильз на фоне штатного места крепления. Фото автора.

34. Нижняя часть разорванной ствольной коробки 37-мм зенитного орудия и фрагмент орудийного лючка рядом с повреждённым траком немецкого танка Pz-III. Фото автора.

[Raid]

36. Слева на фотографии ступица колесного диска повозки зенитного орудия, справа верхняя часть амортизатора хода балансира опорного катка немецкого танка Pz-III. Фото автора.

37. На траке немецкого танка Pz-II стоит уцелевший стеклянный стаканчик бензонасоса Solex, Berlin, от немецкого двигателя. Фото автора.

38. На фотографии, сделанной немцами 19 ноября 1941 в деревне Горки, запечатлено единственное захваченное ими в результате боя за деревню советское 37-мм зенитное орудие. Вероятно, это орудие получило повреждения в начале боя. За орудием виднеется могильный холмик с советскими касками на нём. Фотография из архива Валерия Буланцева.

[Raid]

39. У основания дуба на высоте 234,3 в верхнем правом углу, за клином затвора стоит фрагмент правой части ствольной коробки 37-мм зенитного орудия с пробоиной от 5-см немецкого танкового бронебойного снаряда. Фото автора.

40. Фрагмент правой части ствольной коробки 37-мм зенитного орудия с пробоиной от 5-см немецкого танкового бронебойного снаряда. Фото автора.

41. Реконструкция момента пробития правой части ствольной коробки 37-мм зенитного орудия болванкой 5-см немецкого танкового бронебойного снаряда. Фото автора.