Военные училища Русской Армии до 1917 года.

[Zimorodok]

Военные училища Русской Армии до 1917 года.

Русский офицерский корпус, на протяжении двух с лишним столетий объединявший все лучшее, что было в стране, и служивший опорой российской государственности, не пережил этой государственности и погиб вместе с нею в разразившейся национальной катастрофе. Понесший огромные потери в мировой войне, он стал затем главным объектом красного террора, и десятки тысяч его представителей нашли свой конец во рвах и подвалах «чрезвычаек». Гражданская война покончила с русским офицерством как социально-профессиональным слоем российского общества. Несколько десятков тысяч его представителей, до конца сражавшихся за Великую, Единую и Неделимую Россию и уцелевшие в этой борьбе, оказались за рубежом, рассеявшись по всему миру. Еще несколько десятков тысяч (в том числе служивших в Красной Армии) остались на родине, но к концу 20 — началу 30-х гг. их в несколько волн репрессировали. Сотни, пользовавшиеся доверием властей, дожили до конца 30-х, но после очередных чисток из них остались десятки.
Судьба русского офицерства глубоко трагична и заслуживает отдельного обстоятельного разговора. Здесь же хотелось особо сказать о традициях русского офицерства. В первые годы правления большевистской власти ни о каких таких традициях, понятно, речи идти не могло. Новая власть не только не нуждалась в них, но была откровенно враждебна к любым проявлениям не только внутреннего, но и внешнего родства своего комсостава с русским офицерством. Памятники русским полководцам по всей стране уничтожали, надгробные плиты воинских кладбищ пошли на мощение дорог, а человек в золотых погонах надолго сделался символом и воплощением абсолютного зла. Поистине, не было в 20–30-х гг. более ненавистной фигуры и образа, чем образ русского офицера. Быть «бывшим офицером» или находиться в родстве с ним означало носить на себе каинову печать отверженности, быть не то что человеком «второго сорта», а элементом почти преступным. Ненависть к русскому офицерству была столь сильна, что даже во второй половине 30-х гг., когда обозначился объективно вынужденный переход к пониманию национально-государственных задач и вследствие этого появились некоторые элементы, свойственные старой русской армии (введение персональных воинских званий, восстановление казачьих войск), отношение к офицерам осталось прежним. О «реабилитации» русского офицерства не было и речи.
Только с началом войны положение стало меняться, но потребовались еще поражения 1941–1942 гг., чтобы окончательно осознать необходимость обращения к хотя бы внешним атрибутам русских воинских традиций. Акт возвращения золотых погон (вместе со словом «офицер») был, конечно, поворотным пунктом в отношении к русскому офицерству. И хотя он был, в сущности, актом политического мародерства (погоны как-никак введены после того, как были истреблены те, кто носил их по праву, и теми, кто их истребил), с этого времени началось нечто похожее на посмертную реабилитацию русского офицерства. Из новых кинофильмов на 15 лет исчезли отвратительные злодеи и карикатурные идиоты в золотых погонах, лихо разрубаемые пролетарскими клинками.Герои литературных произведений, носящие офицерскую форму, сразу обрели человеческие черты и даже некоторые привлекательные моральные качества (вплоть до анекдотичной эволюции образа офицера от карикатурного к безусловно положительному в одном из романов, первая часть которого была написана до, а вторая — после 1943 г.). В газетах стали появляться статьи о русских офицерах апологетического содержания, некоторые из них были позже сведены в книжку, в то время и появилось словосочетание «традиции русского офицерства». Более того, комсостав советских войск был объявлен носителем «лучших» из них.

[Zimorodok]

Военные училища Русской Армии до 1917 года.

Что же, однако, это такое — традиции русского офицерства? Если речь идет о том, чтобы образцово исполнять воинский долг, проявлять мужество и героизм, то это должно быть свойственно военнослужащему любой армии. В остальном же едва ли можно было говорить о какой-то реальной преемственности между русским офицерством и советским комсоставом, в течение многих лет воспитывавшимся во вражде к нему. Если же вспомнить полярную разницу в самоощущении, идеологии, социально-психологическом типе, месте и роли в гражданском обществе и т. д., то вопрос об этом покажется просто неуместным. Тем не менее внешние атрибуты копировались сознательно и последовательно; это позволяет заключить, что имела место, во всяком случае, попытка сделать некоторые шаги к тому, чтобы в перспективе наполнить хоть сколько-нибудь реальным содержанием провозглашенные утверждения о наследовании традиций.
Насколько далеко идущей мыслилась такая попытка и какова в тех условиях была реальная возможность ее осуществления — другой вопрос. Важнее то, что она оказалась весьма непродолжительной. Еще лет десять после войны публиковались книги и документы по истории русской армии, но затем, с конца 50-х гг., эта тенденция была пресечена и более в таком объеме никогда не возобновлялась. Интересно и другое: «реабилитировано» в 1943 г. было русское офицерство как некий символ, некоторая абстрактная форма, готовая к наполнению советским содержанием, но не конкретные, реально-исторические русские офицеры. Отношение к ним, живым и мертвым, оставалось, как правило, прежним. Как ни парадоксально, но и в годы наибольшего уважения к «офицерским традициям» невозможно было даже найти упоминание, что тот или иной советский военачальник был в свое время русским офицером. И это весьма показательно. Говорить об этом и вообще о русском офицерстве «в лицах» стало можно, правда, в 60–70-х гг. (когда все такие люди уже умерли). Более того, стала возможна даже констатация факта, что красными войсками в гражданскую войну такие люди в основном и командовали. Но тогда уже разговоры о «традициях русского офицерства» в духе 1943 г. и послевоенных лет давно уже вышли из моды в военно-политической литературе.
Соединения реального знания о русском офицерстве с готовностью действительно воспринять его традиции так и не произошло. Традиции, вообще говоря, не такая вещь, обладателем которой можно себя объявить. Их носителем можно либо быть, либо не быть. Захочет ли новое поколение современного офицерства видеть связь между собой и своими далекими предшественниками и считать себя их наследником? Во всяком случае, быть или не быть ему носителем традиций русского офицерства, зависит только от него самого.

[Zimorodok]

Источники и литература:
-К.-К. Павловское военное училище // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
-Александринский сиротский кадетский корпус с 1851 по 1863 год и Александровское военное училище с 1863 по 1901 год — М.: тип. Г. Лисснера и А. Гешеля, 1901. — 127 с..
-А. Ю. Бабурин Александровское военное училище // «Военно-исторический журнал». — 2008.
-С. В. Волков Русский офицерский корпус. — М., 1993.
-Воробьева А. Российские юнкера 1864—1917. История военных училищ. — М., 2002.
-«Александровец» — ежемесячный листок Зарубежного объединения АВУ. Подшивка номеров, январь 1928 — июль 1932 г.
-Зыбин И. А. Чугуевцы: исторически-бытовой сборник Объединения Чугуевского военного училища. Белград-Новый Сад, Югославия, 1936.
-Сырцов Б. Чугуевское военное училище. 1916—1917 / Военная Быль № 90, с. 38.
-Николай Ивановичи Геништа. Проект «Русская армия в Великой войне».
-Павел Шапошников. «Иркутское военное училище» (очерк выпускника), Военная Быль. № 46, 47; 1961 г.
-Воспоминания кавказского гренадера, 1914—1920. Белград, Русская типография, 1925. Попов Константин Сергеевич.
-Дмитриев В. И. Рюрик. (Юнкерский папаша) / Сост. по воспоминаниям юнкеров и офицеров Одес. пехотного юнкерского училища В. И. Дмитриев. — Одесса, тип. Б. Сапожникова, 1900. — VI, 94 с.
-«Константиновское Военное Училище, 1865—1922». — Горная Джумая, Болгария, 1922.
-Первухин Д. Е., Бобков А. А. Юные защитники Крыма: юнкера Киевского Константиновского военного училища в боях на Перекопе (1920 г.).
-Статьи из Парижского журнала "ВОЕННАЯ БЫЛЬ" (1952-1974). издавался обще-кадетским лбьединением под редакцией А.А. ГЕРИНГА.
-В. А. Васильев, Положения о юнкерских училищах с программой учебного курса и программами вступительных экзаменов, — СПб., 1902.
-Журавлёв, штабс-капитан, Сведения, обязательные для юнкера. — Казань, 1913.
-Пыльняев А. А. Практические занятия кадет и юнкеров, — СПб., 1902.
-Чудинов А. Н. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка, 1910.
-Его Императорского Величества воинский устав о полевой Кавалерийской службе, 1797.
-Его Императорского Величества воинский устав о полевой Гусарской службе, 1797.
-Лыкошин А. С. Юнкерские училища // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1904. — Т. XLI. — С. 395—397.
-И. О. Бобровский, «Юнкерские училища» (3 т., СПб, 1872—76); «Положение о Юнкерских училищах» (новая редакция, ст. 892, 993 кн. XV Свода военных постановлений 1869 г., изд. 2) и инструкции по учебной и воспитательной части, объявленные в приказах по военному ведомству, 1901 г., № 197, 318 и 319.
-Пыльнев, Александр Александрович (-1903). Практическия занятия кадет и юнкеров.
-Академии военные. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
-Платов А., Кирпичев Л. Исторический очерк образования и развития Артиллерийского Училища: 1820—1870 СПб., 1870г.
-Трубецкой В. С. Записки кирасира.
-Марков А. Кадеты и юнкера.
-Вадимов Евгений. Корнеты и звери («Славная школа»): очерки. — Белград: Издание Н. З. Рыбинского, 1929.
-Военно-энциклопедический словарь — М.: Воениздат, 1984