Алексеевское Военное Училище (1864 – 1917),Москва.

[Zimorodok]

Алексеевское Военное Училище (1864 – 1917),Москва.

Расположение училища в наши дни.

[Zimorodok]

Алексеевское Военное Училище (1864 – 1917),Москва.
Наши дни.

[Zimorodok]

Алексеевское Военное Училище (1864 – 1917),Москва.

Домовая церковь Казанской иконы Божией Матери при Алексеевском Военном училище.

Здание до 1917 года.

Здание в наши дни.

[Zimorodok]

Алексеевское Военное Училище (1864 – 1917),Москва.

Учебный процесс и быт в училище.
В училище было пять рот, каждая из которых включала в себя по две полуроты — старших и младших юнкеров. Роты и полуроты комплектовались строго по ранжиру, пятая рота была смешанной. Роты были сведены в батальон под командованием помощника командира училища по строевой части. В дисциплинарном отношении начальник училища имел права командира полка. У каждой роты было свое прозвище:
• 1-я рота — «крокодилы»
• 2-я рота — «извозчики»
• 3-я рота — «девочки»
• 4-я рота — «шкалики»
• 5-я рота— «барабанщики»
Распорядок дня в училище.
6:30 - 7:30 Подъем, заправка постелей
7:30 - 8:00 Утренний осмотр, завтрак
8:00 - 8:30 Утренняя гимнастика
8:30 - 14:00 Классные занятия
11:00 - 12:00 Большая перемена. Горячий завтрак
14:00 - 16:00 Строевые занятия в манеже
16:00 - 17:00 Обед
17:00 - 18:30 Свободное время
18:30 - 20:00 Самостоятельная работа, подготовка уроков на следующий день
20:00 - 21:00 Вечерний чай, перекличка, молитва
21:00 - 21:30 Строевая церемония, объявление нарядов на следующий день
21:30 - 22:30 Свободное время
22:45 Отбой.
Учебная программа.
Дисциплины младших классов:
1.Закон божий
2.Русский язык
3.Военная история
4.Химия
5.Гигиена
6.Тактика
7.Артиллерия
8.Фортификация
9.Военная география
10.Военная топография
Дополнительные дисциплины старших классов:
1.Математика
2.География
3.Военная администрация
4.Судопроизводство
5.Ручное оружие
6.Воинские уставы.
С 1864 до начала Первой мировой войны училище выпустило около 8 150 офицеров. В 1914 году было произведено три выпуска по 200 человек в каждом. На следующий год по ускоренной программе в армию были отправлены 1 500 офицеров. В 1916-м был установлен рекорд: шесть выпусков общим количеством 3 600 человек. Таким образом за все годы существования с 1864 по 1917 Алексеевское училище выпустило около 13 850 офицеров.

[Zimorodok]

Алексеевское Военное Училище (1864 – 1917),Москва.
Учебный процесс и быт в училище.

Текст Присяги.

ПРИСЯГА В УЧИЛИЩЕ.
"Принятие присяги у нас (пишет юнкер выпуска 1 декабря 1914 года) приноровили к моменту полного обучения юнкеров строю, ружейным приемам и умению отдавать честь на улице, то-есть, когда твердо усвоили, кому просто отдается честь, а кому нужно становиться во фронт и как это делается. В мирное время присяга была 5 октября, а теперь назначена на 17 августа. Принятие присяги происходило в нашем манеже в очень торжественной обстановке. Все были очень серьезны и, слушая слова присяги, проникались сознанием великой ответственности в своей будущей службе Государю и родине. Мы все горячо молились и, целуя Св. Евангелие, Крест и Знамя, действительно, переходили как бы в другой мир и клялись до смерти защищать Веру, Царя и Отечество. В этот день в первый раз молодых юнкеров пустили в отпуск".
А вот и другой юнкер, тоже четырехмесячного курса, пишет: "Утром мы были построены в манеже для принятия присяги 13 мая 1915 года. Этот торжественный день никогда не изгладится из моей памяти. Посередине каре был аналой с Св. Евангелием, Крестом и Знамя училища. Священник произносил слова клятвы, а мы все повторяли вслух. Были прочитаны адъютантом училища штабс-капитаном Корженевским (пал смертью храбрых в рядах 3-го Особого полка в 1916 году на Македонском фронте) военные законы, карающие за нарушение клятвы, а также награждающие за храбрость. До сих пор гудят в ушах слова: "Ни высокий род, ни прежнее заслуги не приемлются к удостоению ордена Св. Великомученика и Победоносца Георгия, но кто с боя возьмет неприятельское знамя пли штандарт или же исторгнет от неприятеля свое – награждается орденом Св. Георгия, кто на предложение сдаться, ответит твердым и непоколебимым отказом. Клянусь и обязуюсь защищать Веру, Царя и Отечество до последней капли крови". Не меньше двух часов пришлось стоять, не шевелясь, и повторять слова присяги. После должны были целовать Крест, Св. Евангелие и Знамя. Начальник училища генерал-майор Хамин поздравил нас с принятием присяги и вступлением в ряды славной Императорской Русской Армии. Он выразил надежду на то, что мы действительно будем достойны высокого звания офицеров Русской Армии. Громовое "ура" было ответом. Затем, он пропустил нас церемониальным маршем мимо себя. Радость моя была выше всех границ. Я стал юнкером младшего курса 5-ой роты Алексеевского военного училища, Шефом которого был Наследник Цесаревич и Великий князь Алексей Николаевич. Этот торжественный и радостный момент никто и ничто не вырвет из меня до последней минуты жизни".

[Zimorodok]

Алексеевское Военное Училище (1864 – 1917),Москва.
Учебный процесс и быт в училище.
Из воспоминаний бывшего юнкера Алексеевского Военного Училища. – В. Федуленко,кавалера Георгиевского оружия.
Напечатанного в Парижском журнале “ВОЕННА БЫЛЬ”.
«Военная Быль – военно-исторический журнал на русском языке, издававшийся в Париже с 1952 до 1974 гг. силами отставных офицеров российской армии и флота. Периодичность выпуска – в среднем один раз в два месяца. Выпускалось «Обще-кадетским объединением», объединявшим выпускников всех военных училищ Российской империи. Основателем журнала, также как и главой «Обще-кадетского объединения» являлся Алексей Алексеевич Геринг (1895—1977), лейтенант флота, участник Гражданской войны в России.

В.Федуленко.

Статья в журнале.

Высочайший па­рад, прошедший 6 августа 1914 года в Кремле оставил восторжен­ное впечатление у всех наших юнке­ров и до конца сво­их дней нельзя за­быть светлый образ Государя, нашего Шефа Цесаревича и всей Царской семьи.
Приказ Госуда­ря о сокращении нашего курса до 4-х месяцев вызвал у нас еще больший побь­ем духа и усилил желание своим усерди­ем оправдать милость к нам Государя и быть достойнейшими офицерами нашей Император­ской Русской Армии.
С еще большей энергией мы отдались сво­им занятиям, день наш начинался в 6 часов утра, поднимала нас обычно труба горниста и крик дневального «Вставайте, господа!» и ред­ко кто не вскакивал сразу. Минут 15-20 шло на умывание, чистку сапог, пуговиц, пряжки на поясе, затем — быстрое одевание и станови­лись для осмотра отделенным командиром. По­сле, училище обычно шло на прогулку и через полчаса возвращалось к утреннему чаю с бул­кой и маслом, затем лекции до 12 часов дня, а после плотного завтрака до 4 часов про­исходили строевые занятия, — гимнастика, строевой и полевой уставы и пр. После обеда мы имели отдых до 10 часов вечера с переры­вом на восьмичасовой чай. Как правило весь вечер у нас был занят подготовкой к лекциям, а перед репетициями засиживались и до 12 но­чи.
Самый интересный для нас предмет был тактика, лектор был прекрасный и его час нам всегда казался очень коротким, но и осталь­ные предметы слушались с неослабным внима­нием, ибо все для нас было ново и полезно для ожидавшего нас фронта. Стрелковое дело у нас было поставлено блестяще, это была традиция Алексеевского военного училища. Каждый наш юнкер должен был стрелять лучше всех и дей­ствительно наше училище в мирное время ча­сто получало за стрельбу призы в Московском военном округе.
Наш курсовой офицер гвардии капитан Г. Р. Ткачук, георгиевский кавалер японской вой­ны, старался передать нам весь свой боевой опыт и все последующие достижения в военном деле. Полевой устав не столько теоретически, сколько практически мы проходили под руко­водством этого выдающегося офицера. Он был строг и неумолим в своих требованиях, но мы его ценили за прекрасное преподавание, спра­ведливость и заботу о нас, хотя ругал он нас часто и считал, что за такой короткий срок, как в четыре месяца, трудно из «шпака» сде­лать офицера.
Дальнейшее показало, что он немного ошибся в своем мнении, — многие из нашего выпуска сделались георгиевскими кавалерами, еще больше пало смертью храбрых в борьбе с врагами нашей родины, а к концу уже 1915 го­да, некоторые, оставшиеся в живых, получали в командование даже батальоны.
В конце августа прошли у нас планшетные съемки, а в начале сентября мы в составе 4-х полурот младшего курса, отправились поход­ным порядком, с полной выкладкой, в летний лагерь училища на Ходынском поле для про­хождения стрельбы по разным мишеням. Этот поход, кажется в 16 верст, был первым хоро­шим упражнением и испытанием для будущих пехотинцев. Шли мы с песнями или под бара­банный бой, некоторые с непривычки устава­ли, но интерес к этому походу был очень велик и усталость не помешала нам стройно дойти до лагеря. Вот только спать в холодных бараках было не совсем приятно, ночи в сентябре были уже прохладные. Но на утро усиленной гим­настикой и горячим чаем все это было поправ­лено и мы двинулись на полигон. Пальцы рук от холодной винтовки стали быстро замерзать и перед стрельбой мы старательно их растира­ли, чтобы придать им эластичность.
Стрельба была по неподвижным и движу­щимся мишеням и по внезапно появляющимся, изображавшим перебежку пехоты или неожи­данно атакующую нас кавалерию. Как всегда, наша рота Его Высочества шла по стрельбе первой, редко кто из нас не попадал все 5 пуль, почти также хороши стреляли и другие роты и мы, несмотря на очень и очень короткую под­готовку, не уронили старые традиции учили­ща. Обратный путь в свое родное Лефортово был уже легче, а главное нас радовали успехи по стрельбе.
В это время, в конце сентября, наше учили­ще начало прием новой группы молодежи, съехавшейся со всех концов России в Москву, но помещение для них еще не было свободно, мы могли переехать в помещение старшего курса только после их производства в подпо­ручики 1-го октября, поэтому нам, закончив­шим младший курс, было предложено поехать в отпуск на 5 дней, дабы освободить помещение для молодых юнкеров, чем мы, конечно, с ра­достью и воспользовались. Перед отъездом я взял у нашего дядьки-каптенармуса на прокат мундир на белой подкладке (такие мундиры не разрешалось, конечно, нам носить, но у своих родных и знакомых неофициально было воз­можно).
Моя поездка домой в Казань прошла, как чудный сон, — встреча с родителями, братья­ми и любимой девушкой была лучшим подар­ком. Меня едва узнали в ловко-сидящей фор­ме и с юнкерской военной выправкой, так бы­стро привитой в училище. Талия была затяну­та до предела, шинель, как говорилось, наде­валась с мылом и без единой складочки. Все мои родные и близкие были рады за меня и горды мною, а я сам больше всех. Дома я успел пробыть около двух суток и возвращался в училище уже юнкером старшего курса.
С неослабной энергией вновь мы приступи­ли к своим занятиям, внешне как будто стало немного свободнее, можно было спать лишних 15 минут, но времени свободного стало еще меньше. Первоначально 2-летний курс был со­кращен на 8 месяцев, а потом эту же програм­му уложили в 4 месяца.
В конце ноября, после сдачи всех репети­ций, был разбор вакансий. Еще задолго до производства было известно, что нам будет да­но 48 вакансий в Действующую Армию. По­пасть туда прямо из училища было мечтой многих и мы все старались получить лучшие отметки, чтобы иметь преимущество в получе­нии этих желанных вакансий. Наш фельдфе­бель Радушнов, старший портупей-юнкер Ка­менев, два моих приятеля, Николай Иконни­ков, Тихонов, я и еще не менее 10 человек на­шей роты попали в число этих счастливцев.
Наконец настал желанный момент, — 1-го декабря, около 9 часов утра, мы последний раз были построены в манеже и генерал Хамин, всеми нами любимый Начальник училища, объ­явил Высочайший приказ Государя о произ­водстве нас в прапорщики. Генерал Хамин, по­здравляя нас с производством в офицеры, ска­зал нам сердечное напутственное слово и вы­разил полную уверенность, что Алексеевцы че­стно исполнят свой долг перед Государем и ро­диной в тяжкую годину войны.
После этого радостного и незабываемого мо­мента в нашей жизни мы отправились срочно переодеваться в свое новое офицерское обмун­дирование и быстро выяснив сколько каждому из нас полагается поверстного срока, то есть через сколько дней мы обязаны явиться к ме­сту назначения, в большинстве успели съездить к родителям показаться им уже офицерами, получить их благословение и отправиться на фронт.
В Алексеевское родное училище я снова по­пал в 1916 году, во время проезда через Моск­ву. Конечно, я пошел прямо к капитану Ткачуку, ставшему с 1-го декабря 1914 года команди­ром новой 5-ой роты. Встреча была самая сер­дечная и он повел меня в нашу 1-ую роту, где прошла моя короткая юнкерская жизнь, остав­шаяся навсегда светлым воспоминанием. Так приятно было войти в свое родное училище и свою роту, всю ее обойти, поговорить с моло­дыми юнкерами и вспомнить с капитаном Ткачуком о прошлых, уже далеких днях моего пребывания в роте и как он нас учил и рутал и помогал сделаться достойными офицерами нашей Императорской Русской Армии.
Это была моя последняя встреча с моим до­рогим и строгим учителем и родным Алексеевским военным училищем.


На фотографии ниже.
Праздник Союза георгиевских кавалеров. Шанхай, 1933 г. В первом ряду слева направо: подполковник Сейфулин Леонид Владимирович, генерал-майор Соколов Николай Михайлович, генерал-майор Гафнер Леонид Альфонсович, генерал-лейтенант Жуков Гервасий Петрович, генерал-лейтенант Дитерихс Михаил Константинович, генерал-майор Зимин Василий Васильевич, генерал-майор Адамович Лев Михайлович; во втором ряду: генерал-майор Сахаров Константин Вячеславович, полковник Боровиков Владимир Гаврилович, неизвестный, контр-адмирал М.И. Федорович, капитан 1-го ранга Н.Ю. Фомин; в третьем ряду: полковник Клуге Константин Иванович, полковник Сперанский Александр Николаевич, капитан Федуленко Валентин Васильевич.

[Zimorodok]

Алексеевское Военное Училище (1864 – 1917),Москва.
Знаменитые выпускники училища.

Бонч-Бруевич, Михаил Дмитриевич

Бонч-Бруевич Михаил Дмитриевич до 1917 года.

генерал – лейтенант РККА М.Д.Бонч-Бруевич.

Бонч-Бруевич Михаил Дмитриевич [/size][/b](24 февраля [8 марта] 1870, Москва — 3 августа 1956) — русский и советский геодезист, военный теоретик, участник Первой мировой и гражданской войн. Генерал-майор (1914) Русской императорской армии и генерал-лейтенант (1944) Красной армии.
Из семьи землемера, выходца из белорусско-литовских дворян Могилёвской губернии[2].
В 1891 году окончил Московский измерительный Константиновский межевой институт (как и его брат), в 1892 году — военно-училищный курс Алексеевского пехотного юнкерского училища. 4 августа 1892 года выпущен подпоручиком в 12-й гренадерский Астраханский полк, затем переведен в лейб-гвардии Литовский полк. В 1898 году окончил Николаевскую академию Генерального штаба. В 1898—1908 годах служил при штабах различных военных округов.
Военно-теоретические взгляды Бонч-Бруевича сложились под влиянием генерала М. И. Драгомирова, с которым он познакомился во время службы в Киевском военном округе, войсками которого Драгомиров командовал. В 1905 году Драгомиров пригласил Бонч-Бруевича участвовать в переработке «Учебника тактики», составленного генералом после русско-турецкой войны 1877—1878. До смерти Драгомирова (15 октября 1905) удалось переработать только первую часть; вторую Бонч-Бруевич исправлял самостоятельно, руководствуясь оставленными покойным генералом указаниями. Переработанный учебник был издан в 1906 году. В дальнейшем Бонч-Бруевич дополнил его на основании опыта русско-японской войны и переиздал в 1910—1911 годах.
Михаил Дмитриевич стал тем человеком, который в сложнейший для большевиков период конца 1917 — начала 1918 года сыграл ключевую роль в создании отрядов Завесы и, позднее, собственно РККА. Надо сказать, что и Февральскую революцию М. Д. Бонч-Бруевич принял достаточно тепло, стал аж членом исполкома Псковского совета рабочих и солдатских депутатов!
Несмотря на свою консервативную репутацию, М. Д. Бонч-Бруевич явно был очень недоволен тем, что Николай II снял военачальника с должности начальника штаба Северного фронта (при активном участии императрицы).
Наконец, был ещё один интереснейший момент в биографии Михаила Дмитриевича... его родной брат был большевиком. Не просто большевиком, но ближайшим помощником В. И. Ленина! Брат Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич был «специалистом по сектантам» и руководил большевистским издательством «Жизнь и знание».
Возможно, именно такая своеобразная и противоречивая биография обеспечила М. Д. Бонч-Бруевичу сперва место начальника штаба Главкома (с ноября 1917 года), потом — военного руководителя Высшего военного совета (с марта 1918 года). Естественно, эти назначения всякий раз вызывали «протесты» со стороны части будущих «старых большевиков» (осведомленных о репутации бывшего генерала). Но М. Д. Бонч-Бруевич имел право обращаться напрямую к В. И. Ленину, причем порой был резок в выражениях.
И мог себе такое позволить, дело даже не в брате-большевике. Михаил Дмитриевич сперва фактически возглавил оборону Советской России от немецких войск. Под это дело М. Д. Бонч-Бруевич привлек множество бывших офицеров старой армии. Последний Главком старой армии большевик Н. В. Крыленко считал Михаила Дмитриевича лучшим из генералов, но выражал недовольство: бывший «ярый монархист» везде расставлял своих людей, доверяя «бывшим офицерам» ответственные должности.
Затем М. Д. Бонч-Бруевич стал создателем отрядов Завесы (попытка оборонять страну в условиях, когда старая армия уже фактически «исчезла», новая же — ещё не появилась). Позднее эти отряды были переформированы в регулярные соединения.
Михаил Дмитриевич писал в своих мемуарах «Вся власть Советам» :
«Смысл «завесы», однако, заключался не только в том, что с её помощью прикрывались границы Республики. Она являлась в то время едва ли не единственной организацией, приемлемой для многих генералов и офицеров царской армии, избегавших участия в гражданской войне, но охотно идущих в «завесу», работа в которой была как бы продолжением старой военной службы...».
Ну а потом Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, как военрук Высшего военного совета, занимался созданием уже Красной Армии, до августа 1918 года.
Однако, с разгаром Гражданской войны М. Д. Бонч-Бруевич... подает в отставку и переходит на преподавательскую работу. Часто это связывают с нежеланием воевать с бывшими «коллегами» (впрочем, те в эмиграции всё равно к нему относились с великой
ненавистью и оставили множество нерпиятных воспоминаний, обвиняя Бонч-Бруевича в интригах).
Уже в период Великой Отечественной войны Михаилу Дмитриевичу будет присвоено звание генерал-лейтенанта. Находясь на военно-преподавательской работе, М. Д. Бонч-Бруевич дважды арестовывался, но в целом преследований избежал (как и брат) и прожил долгую жизнь...
Умер в 1956 году в Москве. Похоронен на Ваганьковском кладбище (4 уч.).В 1957 году были опубликованы его мемуары («Вся власть Советам»).

[Zimorodok]

Алексеевское Военное Училище (1864 – 1917),Москва.

Шапошников, Борис Михайлович — выпущен в 1903 году подпоручиком в 1-й Туркестанский стрелковый батальон.

Шапошников Борис Михайлович (20 сентября [2 октября] 1882, Златоуст, Уфимская губерния, Российская империя — 26 марта 1945, Москва, РСФСР, СССР) — русский и советский военачальник, военный и государственный деятель, военный теоретик. Маршал Советского Союза (1940).

Внёс значительный вклад в теорию и практику строительства Вооружённых сил СССР, в их укрепление и совершенствование, подготовку военных кадров. Он много и успешно работал над развитием военной науки, над обобщением боевого опыта Первой мировой и Гражданской войн. Участвовал в комиссии по разработке уставов РККА, отражая в них основные положения военной доктрины СССР. В наиболее известном труде «Мозг армии» определил основные положения о характере будущей войны, глубоко раскрыл особенности руководства армией в войне и дал чёткое представление о роли, функциях и структуре Генерального штаба как органа Верховного Главнокомандования по управлению Вооружёнными силами. Правильность его выводов подтвердила Великая Отечественная война. Шапошников отмечается в военной истории как выдающийся военный теоретик, талантливый практик, хорошо знающий оперативно-стратегические вопросы. Само название «Мозг армии» Шапошников позаимствовал у английского журналиста и военного теоретика конца XIX — начала XX века Спенсера Уилкинсона.
Пользовался большим уважением И. В. Сталина, был одним из немногих, к кому Сталин обращался по имени и отчеству, а не «товарищ Шапошников», как к абсолютному большинству руководителей страны и армии. С конца 1930-х годов он был одним из главных советников И. В. Сталина по военным вопросам.
Начальник Генерального штаба РККА на первом этапе Великой Отечественной войны (с июля 1941 по май 1942), член Ставки Верховного Главнокомандования (с июля 1941 по февраль 1945).
Единственный Маршал Советского Союза, выбывший из вооружённых сил СССР в ходе Великой Отечественной войны (по причине смерти от болезни).

[Zimorodok]

Алексеевское Военное Училище (1864 – 1917),Москва.
Александр Михайлович— закончил в 1915 году по программе военного времени, выпущен в запасной батальон в чине прапорщика.

Александр Михайлович Василевский.1945г.

Прапорщик Александр Василевский, 1915 г.

Василевский Александр Михайлович (18 [30] сентября 1895, село Новая Гольчиха, Кинешемский уезд, Костромская губерния, Российская империя — 5 декабря 1977, Москва, СССР) — советский полководец, Маршал Советского Союза (1943), начальник Генерального штаба, член Ставки Верховного Главнокомандования, главнокомандующий Главным командованием советских войск на Дальнем Востоке, министр Вооружённых сил СССР и военный министр СССР. Член ЦК КПСС (1952—1961).
В годы Великой Отечественной войны в должности начальника Генерального штаба (1942—1945) принимал деятельное участие в разработке и осуществлении практически всех крупных операций на советско-германском фронте.
С 20 февраля по 26 апреля 1945 года командовал 3-м Белорусским фронтом РККА ВС СССР, руководил штурмом города и крепости Кёнигсберг (6—9 апреля 1945 года).
Во второй половине 1945 года являлся главнокомандующим советскими войсками на Дальнем Востоке в войне с Японией. Один из крупнейших полководцев Второй мировой войны. Единственный военачальник, формально не потерпевший ни одного поражения в Великой Отечественной войне.
В 1949—1953 годах — Министр вооружённых сил и Военный министр СССР.
Дважды Герой Советского Союза (1944, 1945). Кавалер двух орденов «Победа» (1944, 1945) и восьми орденов Ленина (1942, 1944, 1945, 1945, 1955, 1965, 1970, 1975).

[Zimorodok]

Алексеевское Военное Училище (1864 – 1917),Москва.

Лазо, Сергей Георгиевич — выпущен в декабре 1916 года прапорщиком в 15-й стрелковый запасной полк.

Лазо Сергей Георгиевич (23 февраля [7 марта] 1894, Пятра, Оргеевский уезд, Бессарабская губерния, Российская империя — май 1920, Муравьёв-Амурский, Иманский уезд, Приморская область, Дальневосточная республика) — русский дворянин, офицер военного времени Русской императорской армии. В период Революции 1917 года — советский военачальник и государственный деятель, принимавший активное участие в установлении советской власти в Сибири и на Дальнем Востоке, участник Гражданской войны. В 1917 году стал левым эсером, а с весны 1918 — большевиком.
Лазо был одним из организаторов восстания во Владивостоке 31 января 1920 года, в результате которого была свергнута власть наместника адмирала А. В. Колчака в Приморье — главного начальника Приамурского края генерал-лейтенанта С. Н. Розанова и сформировано «Временное правительство Дальнего Востока», подконтрольное большевикам. Успех восстания во многом зависел от позиции офицеров школы прапорщиков на Русском острове. Лазо прибыл к ним от имени руководства восставших и обратился с речью:
“За кого вы, русские люди, молодёжь русская? За кого вы?! Вот я к вам пришёл один, невооружённый, вы можете взять меня заложником… убить можете… Этот чудесный русский город — последний на вашей дороге! Вам некуда отступать: дальше чужая страна… чужая земля… и солнце чужое… Нет, мы русскую душу не продавали по заграничным кабакам, мы её не меняли на золото заморское и пушки… Мы не наёмными, мы собственными руками защищаем нашу землю, мы грудью нашей, мы нашей жизнью будем бороться за родину против иноземного нашествия! Вот за эту русскую землю, на которой я сейчас стою, мы умрём, но не отдадим её никому!”.
6 марта 1920 года Лазо был назначен заместителем председателя Военного совета Временного правительства Дальнего Востока — Приморской областной земской управы, примерно в это же время — членом Дальбюро ЦК РКП(б).
После Николаевского инцидента, во время которого был уничтожен японский гарнизон, в ночь с 4 на 5 апреля 1920 года Лазо был арестован японцами, а в конце мая 1920 года Лазо и его соратники А. Н. Луцкий и В. М. Сибирцев были вывезены японскими войсками из Владивостока и переданы казакам-белогвардейцам. Согласно распространённой версии, после пыток Сергея Лазо сожгли в паровозной топке живьём, а Луцкого и Сибирцева сначала застрелили, а затем — сожгли в мешках. Однако уже в апреле 1920 года японская газета Japan Chronicle сообщила, что он будто бы расстрелян во Владивостоке, а труп сожжён. Несколько месяцев спустя появились утверждения со ссылкой на безымянного машиниста, видевшего, как на станции Уссури японцы передали казакам из отряда Бочкарёва три мешка, в которых были три человека. Казаки попытались затолкать их в топку паровоза, но они сопротивлялись, тогда их расстреляли и мёртвыми засунули в топку.