Сабля против шашки
Добавлено: 09 дек 2019, 10:45
С эффективностью шашки русская армия познакомилась уже в конце XVIII века, однако вопрос о замене привычных сабель на это оружие был поставлен только в начале 20-х годов XIX века, когда черноморские казаки, которые с 1816 года стали получать легкокавалерийские сабли сначала обр. 1809 года, а потом обр. 1817 года, сделали для себя неприятное открытие: они проигрывали в стычках с черкесской конницей, которая была вооружена либо шашками, либо саблями восточного образца. Поэтому и последовала переписка по поводу возможностей принятия на вооружение в действующем корпусе оружия по образцу кавказской шашки, которая, однако, как водилось (и водится) в российской бюрократии, к результату привела далеко не сразу, однако позволяет сегодня определить основные преимущества кавказской шашки перед европейской саблей. При этом следует сразу оговориться, что речь пойдет именно о европейской сабле, поскольку преимущества шашки перед саблей "восточного образца" были гораздо менее явными.
Первое преимущество шашки перед саблей.
Первым преимуществом шашки перед саблей был ее вес. Именно на это обратили внимание как казаки, так и командование. Как писал Ф. Потто, А.П. Ермолов "просил, по указанию Власова, о замене у казаков тяжелых кавалерийских сабель легкими черкесскими шашками, одинаково удобными как на коне, так и пешком". И именно на вес указывал М.Г. Власов в своем письме А.П. Ермолову: "Нахожу полезным иметь сабли казакам тоже в железных ножнах, но гораздо меньшей величины, подобные офицерским, с простою и прочной обделкой и с французским эфесом. Не воспретить также иметь им шашки для употребления служа на кордоне, как оружие легкое и в действии с здешним неприятелем весьма способное". И действительно, легкокавалерийская сабля обр. 1817 года при длине клинка 86,3 см весила около 1300 г., но при этом железный эфес к ней весил 479,2 г! Еще больше весила легкокавалерийская сабля обр. 1827 года, которая стала поставляться казакам позже - около 1230 г., но при этом сам клинок, длиной 81,5 см., весил около 706 г., а медный эфес к нему - 516 г.! Чуть позже вес клинка сабли был увеличен на 96 г., а еще немного позже, признав, что сабля получилась слишком тяжелой, вес эфеса был уменьшен на 128 г. Для сравнения, первая шашка, принятая на вооружение в Русской императорской армии, получившая обозначение сабля азиатская обр. 1834 года (сегодня больше известна как "нижегородка"), при длине клинка 86,7 см весила 1134 г.
Еще легче была казачья шашка обр. 1838 года - при длине клинка 86,6 см она весила около 1100 г. Кавказские же шашки были еще легче, поскольку, как правило, ставившиеся на них клинки были короче, а рукоять состояла из двух роговых или деревянных накладок. Так, например, самая старая из сохранившихся и точно атрибутированных шашек, т.н. "шашка Петра III", датируемая 1763 годом, имеет сабельный клинок длиной 78,8 см. Между тем более легкое оружие позволяло разогнать его при выполнении удара до более высокой скорости, которая, в свою очередь, обеспечивала гораздо бóльшую силу удара. Более легкий клинок обеспечивал и более эффективное управление им, позволял проще удерживать плоскость клинка в плоскости удара да и меньше утомлял руку. В боях с горцами, в которых решающее значение имел не удар строем, а умение действовать оружием в скоротечной и часто индивидуальной схватке, вес оружия превращался в один из решающих факторов.
Вторым решающим фактором в схватках с горцами, о котором сегодня часто забывают, преувеличивая таким образом эффективность шашки как оружия, было умение рубить клинком. Даже несмотря на то, что легкокавалерийские сабли, принятые на вооружение в Русской императорской армии были не самыми хорошими образцами среди европейских сабель того периода (хотя и в целом вполне типичными), не следует забывать, что сабля сама не рубит, рубит человек. И здесь казаки-черноморцы проигрывали черкесам вчистую. Как писал генерал-майор И. Попко, "с первого раза казачья конница должна была уступить коннице черкесской и потом никогда уже не была в состоянии взять над ней преимущество, ни даже поравняться с нею". В принципе, ничего удивительного в этом нет: обучавшиеся с детства владению клинковым оружием горцы должны были побеждать казаков, которые начали получать сабли на более или менее регулярной основе только в самом начале XIX века. До этого времени сабля в руках казака скорее исключение, чем правило, и говорить о системе обучения владению ею вряд ли приходится. Не случайно П. Короленко отметил, что казаки своими саблями "могли только огурцы рубить". О том, что именно умение нанести правильный удар, создавало шашке ореол "супероружия", говорят слова военного хирурга Пирогова, который отмечал, что лезгинские кинжалы, имевшие прямой клинок, в руках горцев способны были наносить раны, более глубокие, чем раны от изогнутых клинков шашек: "Удары шашками производятся со всего размаха и, по причине направления выпуклостью с большой силой и ловкостью. Раны от этих ударов ужасны; оне изумляют своею длиною и глубиною... Еще глубже проникают лезгинские кинжалы, которыми действуют так же, как и шашками с размаху; они прямые и отличаются плотностью закала, длиною, шириною и обоюдоострым лезвием". Удар прямым клинком, который был глубже удара изогнутого клинка, мог выполнить только отлично подготовленный человек.
Русско-японская война тщательно изучалась и анализировалась иностранными офицерами, многие из которых были прикомандированы к действующим армиям и часто непосредственно наблюдали не только за действиями штабов, но и за боевыми действиями. В 1906 - 1907 годах был издан ряд переводов аналитических записок этих офицеров на русский язык в рамках серии "Русско-японская война в наблюдениях и суждениях иностранцев". В данном материале приводятся их оценки действий русской кавалерии вообще и казаков (в основном забайкальских) в частности.
Капитан Менье: "Какими бы риторическими приемами не старались доказать противное, нельзя не признать, что во время русско-японской войны казачья конница оказалась несостоятельною. Однако из этого факта ни в коем случае нельзя к счастию сделать вывода о непригодности на войне не только всей конницы вообще, но даже и русской в частности. Действительно, нужно прежде всего иметь в виду, что казаки скорее ездящая пехота, чем кавалерия в полном смысле слова, и что неудовлетворительные результаты их действий объясняются главным образом неудачными распоряжениями начальства. Кроме того, большая часть казачьих полков, бывших в Мандчжурии, принадлежала ко второй и даже третьей очереди и не получила почти никакой подготовки. Наконец, так как все учреждения и лица получали от казаков вестовых, конвойных, посыльных и проч. то наличный состав полков был доведен до крайне малых цифр. Тем не менее, нельзя не удивляться, что эта кавалерия, пользовавшаяся когда-то славою прекрасных разведчиков, даже не делала попыток предпринять что-нибудь серьезное против японских сообщений".
Майор германской службы Иммануэль: "Главная масса русской конницы состояла из казаков, которые как по подготовке, так и по конскому составу должны быть поставлены ниже остальной армейской кавалерии. Казакам прежде всего недоставало сомкнутости, необходимой для производства атаки; развитие людей стояло низко, а это вредно отражалось на успехе производства стратегических разведок".
Майор саксонского Генерального штаба Леффлер: "Ни у одного из противников не было первоклассной кавалерии. У японцев нет для того подходящего конского состава, у русских регулярной конницы было только 2 драгунских полка... Остальная конница состояла из казачьих полков 2 и 3 очередей, .те. сформированных во время мобилизации. Поэтому предъявлять к ним большие требования в отношении боевых конных действий нельзя. Разведывательная служба их была в значительной степени стеснена неграмотностью нижних чинов".
Капитан французского Генерального штаба Ниессель: "Забайкальские казаки, составлявшие главную массу кавалерии, бывшей на театре войны, особенно в начальный ее период, были скорее ездящею пехотою, чем кавалериею... Кавалерийских атак, произведенных более или менее крупными массами, во время войны не было. Явление это объясняется, с одной стороны, старательным уклонением от них японской конницы, а с другой стороны, малой способностью к ним сибирских казаков, вследствие их конского состава. Столкновения же мелких частей происходили неоднократно и подтверждают громадное нравственное значение холодного оружия. Во время многочисленных стычек разъездов умение русских владеть холодным оружием давало им перевес. Неоднократно бывали случаи, что один всадник справлялся с несколькими неприятельскими".
Первое преимущество шашки перед саблей.
Первым преимуществом шашки перед саблей был ее вес. Именно на это обратили внимание как казаки, так и командование. Как писал Ф. Потто, А.П. Ермолов "просил, по указанию Власова, о замене у казаков тяжелых кавалерийских сабель легкими черкесскими шашками, одинаково удобными как на коне, так и пешком". И именно на вес указывал М.Г. Власов в своем письме А.П. Ермолову: "Нахожу полезным иметь сабли казакам тоже в железных ножнах, но гораздо меньшей величины, подобные офицерским, с простою и прочной обделкой и с французским эфесом. Не воспретить также иметь им шашки для употребления служа на кордоне, как оружие легкое и в действии с здешним неприятелем весьма способное". И действительно, легкокавалерийская сабля обр. 1817 года при длине клинка 86,3 см весила около 1300 г., но при этом железный эфес к ней весил 479,2 г! Еще больше весила легкокавалерийская сабля обр. 1827 года, которая стала поставляться казакам позже - около 1230 г., но при этом сам клинок, длиной 81,5 см., весил около 706 г., а медный эфес к нему - 516 г.! Чуть позже вес клинка сабли был увеличен на 96 г., а еще немного позже, признав, что сабля получилась слишком тяжелой, вес эфеса был уменьшен на 128 г. Для сравнения, первая шашка, принятая на вооружение в Русской императорской армии, получившая обозначение сабля азиатская обр. 1834 года (сегодня больше известна как "нижегородка"), при длине клинка 86,7 см весила 1134 г.
Еще легче была казачья шашка обр. 1838 года - при длине клинка 86,6 см она весила около 1100 г. Кавказские же шашки были еще легче, поскольку, как правило, ставившиеся на них клинки были короче, а рукоять состояла из двух роговых или деревянных накладок. Так, например, самая старая из сохранившихся и точно атрибутированных шашек, т.н. "шашка Петра III", датируемая 1763 годом, имеет сабельный клинок длиной 78,8 см. Между тем более легкое оружие позволяло разогнать его при выполнении удара до более высокой скорости, которая, в свою очередь, обеспечивала гораздо бóльшую силу удара. Более легкий клинок обеспечивал и более эффективное управление им, позволял проще удерживать плоскость клинка в плоскости удара да и меньше утомлял руку. В боях с горцами, в которых решающее значение имел не удар строем, а умение действовать оружием в скоротечной и часто индивидуальной схватке, вес оружия превращался в один из решающих факторов.
Вторым решающим фактором в схватках с горцами, о котором сегодня часто забывают, преувеличивая таким образом эффективность шашки как оружия, было умение рубить клинком. Даже несмотря на то, что легкокавалерийские сабли, принятые на вооружение в Русской императорской армии были не самыми хорошими образцами среди европейских сабель того периода (хотя и в целом вполне типичными), не следует забывать, что сабля сама не рубит, рубит человек. И здесь казаки-черноморцы проигрывали черкесам вчистую. Как писал генерал-майор И. Попко, "с первого раза казачья конница должна была уступить коннице черкесской и потом никогда уже не была в состоянии взять над ней преимущество, ни даже поравняться с нею". В принципе, ничего удивительного в этом нет: обучавшиеся с детства владению клинковым оружием горцы должны были побеждать казаков, которые начали получать сабли на более или менее регулярной основе только в самом начале XIX века. До этого времени сабля в руках казака скорее исключение, чем правило, и говорить о системе обучения владению ею вряд ли приходится. Не случайно П. Короленко отметил, что казаки своими саблями "могли только огурцы рубить". О том, что именно умение нанести правильный удар, создавало шашке ореол "супероружия", говорят слова военного хирурга Пирогова, который отмечал, что лезгинские кинжалы, имевшие прямой клинок, в руках горцев способны были наносить раны, более глубокие, чем раны от изогнутых клинков шашек: "Удары шашками производятся со всего размаха и, по причине направления выпуклостью с большой силой и ловкостью. Раны от этих ударов ужасны; оне изумляют своею длиною и глубиною... Еще глубже проникают лезгинские кинжалы, которыми действуют так же, как и шашками с размаху; они прямые и отличаются плотностью закала, длиною, шириною и обоюдоострым лезвием". Удар прямым клинком, который был глубже удара изогнутого клинка, мог выполнить только отлично подготовленный человек.
Русско-японская война тщательно изучалась и анализировалась иностранными офицерами, многие из которых были прикомандированы к действующим армиям и часто непосредственно наблюдали не только за действиями штабов, но и за боевыми действиями. В 1906 - 1907 годах был издан ряд переводов аналитических записок этих офицеров на русский язык в рамках серии "Русско-японская война в наблюдениях и суждениях иностранцев". В данном материале приводятся их оценки действий русской кавалерии вообще и казаков (в основном забайкальских) в частности.
Капитан Менье: "Какими бы риторическими приемами не старались доказать противное, нельзя не признать, что во время русско-японской войны казачья конница оказалась несостоятельною. Однако из этого факта ни в коем случае нельзя к счастию сделать вывода о непригодности на войне не только всей конницы вообще, но даже и русской в частности. Действительно, нужно прежде всего иметь в виду, что казаки скорее ездящая пехота, чем кавалерия в полном смысле слова, и что неудовлетворительные результаты их действий объясняются главным образом неудачными распоряжениями начальства. Кроме того, большая часть казачьих полков, бывших в Мандчжурии, принадлежала ко второй и даже третьей очереди и не получила почти никакой подготовки. Наконец, так как все учреждения и лица получали от казаков вестовых, конвойных, посыльных и проч. то наличный состав полков был доведен до крайне малых цифр. Тем не менее, нельзя не удивляться, что эта кавалерия, пользовавшаяся когда-то славою прекрасных разведчиков, даже не делала попыток предпринять что-нибудь серьезное против японских сообщений".
Майор германской службы Иммануэль: "Главная масса русской конницы состояла из казаков, которые как по подготовке, так и по конскому составу должны быть поставлены ниже остальной армейской кавалерии. Казакам прежде всего недоставало сомкнутости, необходимой для производства атаки; развитие людей стояло низко, а это вредно отражалось на успехе производства стратегических разведок".
Майор саксонского Генерального штаба Леффлер: "Ни у одного из противников не было первоклассной кавалерии. У японцев нет для того подходящего конского состава, у русских регулярной конницы было только 2 драгунских полка... Остальная конница состояла из казачьих полков 2 и 3 очередей, .те. сформированных во время мобилизации. Поэтому предъявлять к ним большие требования в отношении боевых конных действий нельзя. Разведывательная служба их была в значительной степени стеснена неграмотностью нижних чинов".
Капитан французского Генерального штаба Ниессель: "Забайкальские казаки, составлявшие главную массу кавалерии, бывшей на театре войны, особенно в начальный ее период, были скорее ездящею пехотою, чем кавалериею... Кавалерийских атак, произведенных более или менее крупными массами, во время войны не было. Явление это объясняется, с одной стороны, старательным уклонением от них японской конницы, а с другой стороны, малой способностью к ним сибирских казаков, вследствие их конского состава. Столкновения же мелких частей происходили неоднократно и подтверждают громадное нравственное значение холодного оружия. Во время многочисленных стычек разъездов умение русских владеть холодным оружием давало им перевес. Неоднократно бывали случаи, что один всадник справлялся с несколькими неприятельскими".